50 знаменитых любовниц

Итак, получив доступ к судьбам сограждан, Мессалина развила бурную деятельность по расчищению «жизненного пространства». Первыми в списке попавших в немилость стояли те, кто мог войти в оппозицию ее влияния на Клавдия. Сполна досталось его племяннице Юлии Ливилле, дочери горячо любимого брата, покойного Германика. Мессалина обвинила ее в прелюбодеянии с Сенекой (тем самым: сенатором, философом и писателем). А когда наказание за этот проступок в виде ссылки показалось ей недостаточным, она приписала Юлии новое злодеяние — покушение на жизнь царствующей четы — и добилась-таки ее казни. Такая же участь постигла и командующего императорской гвардией Юста, которому инкриминировалась подготовка к вооруженному восстанию, хотя на деле вся его провинность заключалась в том, что он, как и Ливилла, намеревался открыть глаза Клавдию на истинную сущность Мессалины. А ей действительно было чего опасаться.

Вскоре после рождения второго ребенка Валерия объявила мужу, что желает иметь отдельную спальню — якобы таким образом она стремится избежать новой беременности. Заняв покои в дальнем крыле дворца, императрица распахнула двери опочивальни всем желающим. Патрициям, простолюдинам, гладиаторам, актерам и гвардейцам — в этом списке был даже один из парфянских послов — она без разбора даровала свои милости. Скромные, робкие и просто порядочные завлекались обманом, а то и приводились под конвоем. Красавец-мим Мнестер не слишком рвался на царственное ложе, справедливо опасаясь последствий. Тогда Мессалина нажаловалась мужу, что дерзкий лицедей не подчиняется ее воле, дескать, не желает позабавить ее величество актерским мастерством. «Послушай, ничтожный грек, — сказал Клавдий, почесывая ветвистые рога. — Изволь запомнить: если госпожа Мессалина велит тебе что-нибудь сделать, ты обязан повиноваться ей, и беспрекословно. Что бы она ни приказала, и все, что она прикажет». «Повинуюсь, цезарь», — ответил Мнестер… С тех пор случалось не раз, что он не появлялся на сцене, хотя его имя значилось на афишах, и его отсутствие необъяснимым образом всегда совпадало с головной болью Мессалины, не позволяющей ей пойти в театр.

В 43 г. Клавдий предпринял успешную военную экспедицию в Британию, а покинутая супруга предалась неистовому разврату. Говорят, пресытившись дворцовыми утехами, она «пошла в народ». Ювенал, сочась желчью, пишет, что чуть ли не каждую ночь «Блудная эта Августа бежала от спящего мужа;//Черные волосы скрыв под парик белокурый, стремилась//В теплый она лупанар (публичный дом), увешанный ветхим лохмотьем,//Лезла в каморку пустую свою — и, голая, с грудью//В золоте, всем отдавалась под именем ложным Лициски…//Ласки дарила входящим и плату за это просила». Хрестоматийной стала история, рассказанная римским писателем Плинием Старшим, о том, как Мессалина вступила в состязание с самой известной в Риме проституткой и превзошла ее, ибо «на протяжении двадцати четырех часов совокупилась двадцать пять раз».