До своего переселения из леса в Дивеево Прасковья Ивановна часто заходила к настоятельнице женского монастыря дивеевской блаженной Пелагии (Серебренниковой) и садилась возле нее, словно в ожидании. И каждый раз матушка на немой вопрос Паши отвечала: «Да! Вот тебе-то хорошо, нет заботы, как у меня: вон детей-то [монахинь] сколько!» Низко кланялась ей странница и уходила в лес. Год от году она все чаще приходила в монастырь, и всегда у нее за пазухой покоилась самодельная кукла (потом этих кукол стало много), с которой она нянчилась, как с малым ребенком. В последний год жизни настоятельницы Паша неотлучно была с ней в обители. Однажды поздней осенью 1884 года, идя мимо ограды кладбищенской Преображенской церкви, старица ударила палкой о столб ограды и сказала: «Вот как этот столб-то повалю, так и пойдут умирать – только поспевай могилы копать!» Слова эти вскоре сбылись – умерла блаженная Пелагия Ивановна, за ней монастырский священник и столько монахинь, что сорокоусты не прекращались целый год, и случалось, что отпевали двух сразу.
Паша осталась в обители до конца своих дней. Несколько раз ей предлагали поселиться в келье почившей.
– Нет, нельзя, – отвечала Прасковья Ивановна, – вот маменька-то не велит, – показывала она на портрет Пелагии Ивановны.
Прасковья поселилась сначала у клиросных, а затем в отдельной келье у ворот, где прожила до самой смерти. В келье была поставлена кровать с громадными подушками, которую она редко занимала, на ней покоились многочисленные куклы. Первое время по переселении в Дивеево она странствовала от монастыря на дальние послушания или в Саров, по прежним своим излюбленным местам. В эти путешествия она брала с собой простую палочку, которую называла тросточкой, узелок с вещами или серп на плечо и несколько кукол за пазухой. Тросточкой она иногда пугала пристающих к ней и виновных в каких-нибудь проступках.
К каждому слову старицы внимательно прислушивались, пытались истолковать любой жест. И на это были причины. Так, однажды Паша ни с того ни с сего замахнулась палкой на одного приезжего архиерея и разорвала ему одежду. Тот от страха спрятался в келью матери Серафимы. Когда блаженная воевала, то была такая грозная, что всех приводила в трепет. А потом оказалось, что это Прасковья Ивановна просто предупреждала его, что на обратной дороге на архиерея нападут и изобьют.
И таких случаев было множество. Например, как-то приехал к блаженной иеромонах Илиодор (Сергей Труфанов) из Царицына. Он пришел с крестным ходом, было много народа. Прасковья Ивановна его приняла, посадила, потом сняла с него клобук, крест и знаки отличия – все это положила в свой сундучок и заперла, а ключ повесила к поясу. Потом велела принести ящик, туда положила лук, полила и сказала: «Лук, расти высокий…» – а сама легла спать. Он сидел, как развенчанный. Ему надо всенощную начинать, а он встать не может. Хорошо еще, что она ключи к поясу привязала, а спала на другом боку, так что ключи отвязали, достали все и ему отдали. А по прошествии нескольких лет он снял с себя священнический сан и отказался от иноческих обетов. И таких непонятных на первый взгляд предсказаний было множество. То словами: «Экая ты, девка, глупая! Ну, можно ли! Ведь ты не знаешь, сколько младенцев превыше нас! – отговаривает Паша девушку от богоугодного дела принять постриг. Та не понимает, почему ей не дают благословения, а через несколько месяцев у нее умирает сноха, и на ее руках остается девочка, круглая сирота. Другой раз зашла Прасковья Ивановна к священнику села Аламасова, подошла к псаломщику и говорит: «Господин! Прошу тебя, возьми хорошую кормилицу или няньку какую». И что же? Вскоре совершенно здоровая жена псаломщика заболела и умерла, оставив младенца.
А если блаженная не благословляла какого-то дела, то и не стоило за него браться. Так, при постройке нового собора в Дивееве игуменья Александра решила не спрашивать благословения Прасковьи Ивановны и даже провела торжественное молебствие на месте закладки. Прасковье Ивановне рассказала об этом послушница Дуня. «Собор-то собор, – отвечала блаженная, – а я усмотрела: черемуха по углам выросла, как бы не завалили собор-то». Так и остался собор недостроенным.