Рожали тогда в Аргосе сразу две сестры, две царские внучки: одна от Зевса, другая от собственного мужа. Посылает Гера в Аргос свою помощницу, Илифию-Роженицу: пусть вторая рожает побыстрей, а первая подольше. Прилетела Илифия во дворец, вторую сестру благословила, ручкой над ней помахала, а перед первой села на порог, скрестила ноги, скрестила руки, не дает разродиться. Перед нею плачут и молят, а она не смотрит, головкой качает, ждет, пока вторая сестра родит. Дождалась, улыбнулась, поцеловала первую в лоб и улетела. Так и родились в Аргосе в один день два двоюродных брата: сперва смертный сын, слабенький Еврисфей, потом божий сын Зевса, крепенький Геракл.
Возвратилась Илифия на Олимп, докладывает, как было дело.
Зевс Громовержец в ярости: получается, что по его же обещанию быть теперь Еврисфею великим аргосским царем, а Гераклу при нем прислуживать. А Гера, не говоря ни слова, сошла с Олимпа – ив Аргос: наклонилась над Геракловой колыбелью и дала младенцу Гераклу свою грудь. Тот всосал, молоко брызнуло, от него по небу Млечный Путь потек. «Вот теперь спи спокойно, – говорит Гера, – царем не станешь, а богом будешь». А старая Мать-Земля все видит, все слышит, и тревожно ей стало за новых богов, за гигантов. Посылает она в Аргос двух змей, подземных скважинниц, приказывает: убейте младенцев! Вползают змеи ночью в царский дворец, из глаз огонь, с языков яд каплет. Подняли головы над колыбелью двух младенцев – те разом проснулись. Еврисфей – в крик, а Геракл протянул ручонки, хвать обеих змей за шеи, держит и душит. Вбегают на Еврисфеев крик домашние, а змеи уже дохлые. Бросил Геракл-младенец их наземь, а сам лег досыпать. Мертвых змей тогда сожгли на терновом костре во славу Геры, а Геракла стали вскармливать и вспаивать по-особенному.
Вырос Геракл, выучился и бегу, и борьбе, и конной скачке, и лучной стрельбе. Меча и копья не любил, это оружие царское, а любил дубину и лук. Росту в нем было четыре локтя, а съесть он мог столько, что пять поваров не наготовят. Сила в нем и вправду была непереносимая: учился он лирной игре, рука у него была неуклюжая, учитель (брат божественного певца Орфея) рассердился, толкнул его, а Геракл как толкнет в ответ, тот и упал мертвый. После этого никогда Геракл первым ни на кого не нападал, зато если на него кто первый нападал, тому плохо было. А лирной игре он так и не научился.
Кончилось Гераклово ученье, и тут приснился ему сон: стоит он на распутье между двух дорог, и с двух сторон идут к нему две женщины. Одна стройная, спокойная, вся в белом, глаза потуплены; другая набеленная, нарумяненная, идет, как танцует, и любуется на собственную тень.
Подбегает вторая к Гераклу и говорит: «Ты раздумываешь, по какому пути пойти? Не раздумывай: ступай за мною! Будешь жить без забот и трудов, вкусно есть, сладко пить, любить красивых женщин, крепко спать и наряжаться лучше всех. Другие будут работать, а ты – пользоваться их трудами, как гость на пиру». – «Кто ты?» – спросил Геракл. Она ответила: «Друзья называют меня Счастьем, а враги – Порочностью».
А другая женщина сказала: «Боги дали тебе силу, а сила дается для труда. Без труда ничего не бывает. Хочешь милости богов – чти богов; хочешь любви друзей – делай добро друзьям; хочешь славы в народе – защищай его от врагов и чудовищ; хочешь урожая – гнись над плугом; хочешь, чтобы у тебя на все это хватало сил, – приучай свое тело к труду и разуму». – «Кто ты?» – спросил Геракл. Она ответила: «Молодые называют меня Доблестью, а старики – Добродетелью».
«Видишь, как все у нее хлопотливо? – говорит Порочность. – А у меня все проще и легче!» – «А что проку? – говорит Добродетель. – Ешь без голода, пьешь без жажды, удовольствия не чувствуешь; плодов дел своих не видишь, похвалы себе не слышишь; прошлого не стыдишься, настоящее тебе в тягость, потому что все радости, кажется, уже прошли, а невзгоды остались. А я – опора хозяевам, помощница слугам, союзница в войне, товарищ в дружбе, молодые у меня радуются похвалам старших, старшие – уважению от молодых, а после смерти к ним приходит вечная слава».
Геракл выслушал, повернулся и пошел прочь – жить в трудах и нести людскую долю. Он был самый сильный на свете человек, а пошел служить самому слабому на свете человеку – своему брату, царю Еврисфею. Тот так его боялся, что сделал себе медный погреб и из погреба отдавал приказания. Приказаний было двенадцать: двенадцать служб отслужил Геракл Еврисфею, и все одна труднее другой.
Первая служба была – убить Каменного Льва. У льва и вправду была каменная шкура: стрелы от нее отскакивали, меч ломался, а от ударов дубиною лев только встряхивался. Тогда Геракл схватил льва за каменное горло, медленно стал сжимать пальцы и задушил. Из каменной его шкуры Геракл сделал себе плащ на голову и на плечи, который служил ему крепче всякого панциря. Чтобы снять эту шкуру, пришлось вспарывать ее когтем мертвого льва – больше ничто не брало.