500

— Тебе не стоит беспокоиться из-за своей причастности к этому делу, — сказал Маркус. — Мы обо всем позаботились, ты тут ни при чем. Прибывший тем же вечером наряд полиции обнаружил несчастных жертв убийства и суицида.

Генри кашлянул.

— А что касается тебя — тебе следует знать, что мы, как никто другой, сожалеем о случившемся. Мы и раньше были обеспокоены связью судьи с этой молодой женщиной, равно как его сумасбродством и склонностью к паранойе. Трудно сказать точно, что между ними произошло. Мы пытались его остановить, но было уже поздно. Мне неизвестно, что ты там знаешь — или думаешь, что знаешь, — но теперь ты можешь расслабиться. Мы вовсе не злодеи, Майк.

— Хотя и не такие уж добрые дяденьки, — вставил Маркус. — Но мы не хладнокровные убийцы. Это вредно для бизнеса.

— Так уж получилось, — продолжил Генри. — Думаю, мне не стоит объяснять тебе, в какой опасности все мы находимся. Да и у тебя не все чисто, Майк. Это дело окажется в зоне особого внимания прессы и общественности. Такого цирка мы не видели со времен… дай-ка вспомнить… Чаппаквидика?[58] Или убийства Мэри Мейер?[59] Знаешь, Майк, при внимательном рассмотрении твоя работа с Уокером и Радомиром не так уж и добропорядочна.

— Я не знаю ничего насчет тех двух случаев.

— Или не хотел о них знать. Деньги, как правило, притупляют нравственное любопытство. И это естественно. Поработав с Маркусом, ты уже прекрасно знаешь, что ни он, ни я никогда никому не угрожаем. Пока что почти все вокруг считают его в высшей степени достойным человеком, каких по пальцам перечесть. И еще вот что скажу: люди склонны считать себя честными — но лишь потому, что их честность никогда не подвергалась проверке, потому что их никогда не заставляли платить истинную цену этой самой честности. Я говорю тебе все это, потому что ты мне нравишься. В тебе я вижу себя молодого. И я хочу уберечь тебя от многих бед и огорчений… Твое прошлое, Майк, мне известно от самого начала, — продолжал Генри. — Ты был рожден для скучной, блеклой жизни. Потому-то я тебя и взял к себе. И я знаю о твоем прошлом даже больше, чем ты сам. Мы с Маркусом предпочли бы и дальше потихоньку растить из тебя преемника, неспешно вводя во все сложности нашей работы, но, боюсь, теперь всему придано ускорение. Ты, парень, всегда был развит не по годам. Ты можешь сделаться великим. Когда-нибудь ты можешь даже стать мною. Выбор за тобой.

Он подошел ближе, нависнув надо мной:

— А теперь скажи мне: в том доме ты говорил с Хаскинсом? Он тебе что-нибудь сообщил? Он что-то тебе передал?

Я чувствовал на себе цепкий взгляд Маркуса, готового уловить малейшее движение на моем лице, любое напряжение мускулов, каждую каплю пота. Если я и солгу, то изменническое тело само выдаст правду.

— Нет, — ответил я.

Маркус не сводил с меня изучающих глаз.

— Хорошо, — наконец кивнул он, и я понял, что прошел проверку.

— И мы одинаково видим события минувшего уикэнда? Верно? — спросил Дэвис.

Они хорошо играли свой спектакль — впрочем, другого я от Дэвиса и не ожидал. Он выдал мне историю для обложки — дескать, пытались остановить, но безуспешно, — достаточно правдоподобную, чтобы облегчить мою совесть. По его собственному разумению, злодеев тут никаких не было, и в соответствии с его, Дэвиса, правдой мне следовало переиграть в голове события того вечера и вспомнить их совсем в ином свете.

«Да» он заставлял звучать так незначительно — подумаешь, всего лишь маленький шажок в цепочке других, что я проделал в «Группе Дэвиса». И каждый из них вроде бы едва заметен, но в один прекрасный день ты вдруг обернешься и глазам не поверишь — оказывается, ты успел заложить свою душу! Генри говорил так легко и непринужденно, словно переспрашивал о планах на ближайший ужин, а вовсе не покрывал двойное убийство и подкуп Верховного суда. Сущий пустячок — всего лишь сказать «да».

Две пары глаз снова вперились в меня в ожидании ответа.

— Да, — кивнул я. — Совершенно верно.

— Замечательно, Майк. Ты, несомненно, понимаешь, что в «Группе Дэвиса» весьма поощряется преданность. Маркус, не подскажешь, кто в истории нашей фирмы был самым молодым партнером?

— Коллинз. Он стал партнером в тридцать шесть.

— Ты на пороге рекорда, Майк.

— Спасибо, — ответил я.

— Хорошенько все обдумай, Майк. Главное здесь, конечно, свобода выбора. К тому же это едва ли наша последняя с тобой беседа.

Дэвис промурыжил меня еще минут двадцать пять, прощупывая, что у меня на уме. Я держался как стойкий солдатик, не выказывая страха, хотя от каждого его слова у меня сжималось все внутри, так что вскоре я уже с трудом разговаривал.

— Значит, мы поладим, — наконец сказал Генри.

— Да.

Дэвис передал мне лоток, я выгреб оттуда свои вещи, и он проводил меня к выходу. Прежде чем отпустить, Генри взял меня ладонью за плечо и развернул к себе: