Время, хоть и тянулось медленно, все же дошло до того момента, когда на небе остался лишь небольшой просвет в западной части. Отряд разделился – весь четвертый десяток под командованием Семена вернулся по своим следам к дороге, перегруппировался на ней, приготовил факелы и, уже в полной темноте, вышел к деревне. На подходе, как только их почуяли собаки и стали лаять (пока всего парочка, и не сильно), факелы были зажжены (зажигалки пригодились), и десяток скорым шагом, но не бегом (Не бежим! Не бежим, я сказал! – Семен), вошел в деревню и рассредоточился в центре, заняв Т-образный перекресток и чуть разойдясь по улицам. Если на подходе, пока огонь не зажигали, еще достаточно хорошо видно было и дома, и контуры леса, то потом, как это и бывает возле огня, тьма подступила ближе, и можно было разобрать лишь то, на что попадал отсвет от факелов. Седов смог разглядеть, что возле усадьбы Ордена тоже появилось несколько огоньков от факелов, а дальше они нырнули в ограду. Собаки в деревне подняли лай, но даже и в этом лае можно было минут через пять расслышать со стороны усадьбы приглушенный хлопок. «Бомба – узнал Николай Федорович – а чего же выстрелов-то не слышно?». Захват усадьбы должен был проходить по новой тактике, парами бойцов, где впереди шел человек в доспехах и со щитом, а за его спиной – прикрытый полегче, но с дробовиком.
Однако больше никаких громких звуков не было, и долгие, долгие десять минут примерно так все и оставалось. Собачий лай стал понемногу стихать (не, ну а что глотки-то драть), кое-где заскрипели двери, часть хозяев все же выглянули во дворы. На улицу, правда, видя людей с оружием, никто не лез. Весь десяток, плюнув на деревенских, напряженно всматривался в сторону орденской усадьбы, и все практически одновременно увидели, как в районе ворот кто-то вышел с факелом и стал описывать им круги. Сигналы огнем тоже согласовали, пока стояли сегодня в лесу, и все, включая Семена и Седова, выдохнули. Оказалось, что десяток все же стоял в напряжении. Семен тут же, негромко сказав, чтобы все пока оставались на местах, скорым шагом выдвинулся к усадьбе. Николай Федорович хотел было вдогонку сказать ему, чтобы еще кого взял, и был там осторожнее, но вовремя вспомнил, что того учить не надо. Волновался, все-таки.
В ожидании прошло еще с полчаса или немного меньше. Десяток чуть расслабился, бойцы начали даже негромко переговариваться, когда из усадьбы Ордена, на которую все все равно постоянно поглядывали, выдвинулась целая процессия с факелами. Когда она подошла поближе, стало видно, что там человек десять, впереди которых Гридя и Семен, а сразу за ними два бойца тащат какого-то человека. Вели его с вывернутыми руками, периодически награждая затрещинами. Да и лица у Семена с Гридей были какими-то…
–Что?… – не сдержался Седов, выступая вперед.
–Взяли – ответил ему Гридя, приостановившись возле – но… у Черного один насмерть. И двое ранено, но так… – он скривился и махнул рукой.
Все на пару секунд затихли.
–А это кто? – спросил Николай Федорович после паузы.
–Орденский. Надо тут… забрать кое-кого – Гридя криво усмехнулся – давай, показывай!
Тот поднял лицо, на котором наливались свежие ссадины, и забормотал что-то, пытаясь показать вывернутыми руками. Одну руку ему освободили, и он указал на один из домов. Туда сразу же ломанулась половина пришедших с Гридей. Сам он, осмотревшись, сказал:
–И вуйка местного давайте захватим. Надо с ним тоже… побеседовать. Это, что ли, его подворье?…
Захваченный орденец снова что-то забормотал, да и ошибиться было трудно – самый большой в деревне дом, стоящий на небольшой площади возле перекрестка, не мог принадлежать никому другому. Вторая половина воинов, подошедших от усадьбы, свернула во двор к старосте, туда же прошел и Гридя.
Тут уже без шума и криков не обошлось, даже звуки какой-то потасовки донеслись. Да и вообще, снова и собаки залаяли, и двери застучали. Но – стихло все быстро. С одного двора под конвоем вывели еще одного человека, староста вышел с бойцами и Гридей сам. Оба были вполне одеты, видно, вся деревня все же следила за теми непонятными делами, которые тут происходили. На улицу так никто и не высовывался, но головы людские над заборами кое-где торчали. Понимали это и десятники, поэтому по селу прошел человек Петра, на местном наречии и немецком громко объявивший, что утром будет общий сбор на площади у дома старосты, а сейчас всем спать. Семен перераспределил своих людей, назначив два парных дозора, однако расставили их по концам деревни, и даже немного дальше, чтоб собаки лишний раз не беспокоились, и остатки десятка прошли в орденскую усадьбу, куда до того провели старосту и захваченных орденцев.