«Вот тебе реальность, 16 век – думал он – понятно, что мы шли именно с целью на орденских ресурсах, в смысле еды, держаться дальше. Понятно, что нашим нужно нормально питаться, у нас тут сплошные марш-броски, да уже и стычки начались, а дальше только больше и опасней будет, основные битвы впереди, собственно. Понятно, что ресурсы Ордена – это выращенное и собранное вот этими вот крестьянами, отобранное у них, чего уж там… И до того, как у нас что-то получится (если получится), они будут так же голодать и умирать. Но… Хорошо, что решение принимать не мне» – подумал он, украдкой взглянув на князя.
На такие заходы старосты князь молчал, лишь посмеивался, пока они шли по лесу, поднимались на взгорок, выходили на поляну (большую, даже целое поле), на краю которой стояла усадьба орденского управляющего, пока заходили в ворота самой усадьбы… Седов отвлекся от этой болтовни, сначала увидев расходящиеся по полю следы лыж («это вчера ночью наши их окружали» – сообразил он), а потом разглядывая дом. Вот его можно было сравнить, пожалуй, с усадьбой Никодима, хотя отличия все же были – забор, хоть и высокий, был не из таких крупных бревен, дом (большой сруб с несколькими клетями) стоял на каменном фундаменте, да и в нем самом, и в окружающих его сараях и других строениях проглядывало что-то европейское, крыши, что ли, поострее, печные трубы повыше, а может, Николай Федорович просто сам себя убедил в этом. Участок был огорожен большой, во дворе бросался в глаза колодец, рядом с которым были устроены какие-то корыта – видимо, поилки для скота. На крыльце еще виднелись пятна от плохо затертой крови, да и около него кое-где под свежим снежком проглядывало красненькое. А так – видно было, что и двор, и дом, содержались в полном порядке. Как-то приглушенно в углу двора гавкал пес, то ли ему объяснили, что тут теперь новые хозяева, и на них лаять нельзя, то ли просто отходили палкой по хребтине, а скорее всего – все сразу.
Отряду объявили отдых, но небольшой, а князь, десятники и Вацек (ну, и Седов с Ефимом и Михайлой) прошли в дом. Степан и пара человек из десятка Гриди, встретившие их еще у ворот, показали комнаты. На неопределенный вопрос Петра, как тут что, один из ночевавших здесь, бывший его человеком, довольно ухмыльнулся и сказал – пару ухоронок нашли. Ну да, его люди имели специфический опыт, который им тоже был очень нужен, если орденцы не захотят (или не смогут) поделиться с ними неправедно нажитыми богатствами… Дело на войне важное, кто понимает, трофеи. Ефим, исполняющий пока, без Федора, обязанности казначея, сел считать деньги, а второй боец по знаку Степана тем временем привел в первую же большую комнату усадьбы, где все расселись, четверых человек откуда-то с улицы. Были это, как понял Седов, те самые деревенские, взятые в обслугу. И конюх, и его помощник, парень лет 12-14, красовались синяками, причем как свежими, так и уже отдающими желтизной. У конюха кроме того на лбу красовалась здоровая шишка, к которой он то и дело притрагивался. Хотя он и морщился при этом, но лицо его было довольным и даже веселым. Пацан старался держаться за плечом конюха, а девки (Николай Федорович думал, орденцы отберут себе получше, кровь с молоком) были какими-то мелкими, замотанными в грязноватые тряпки. Они стояли еще дальше, сжавшись и не отсвечивая. Князь, поглядев на них с минуту, хмыкнул и сказал, обращаясь к старосте:
–Вацек, нам сейчас некогда разговоры разговаривать, поэтому вот тебе еще раз мое слово: все земли, освобожденные от орденцев, мы берем под себя. Жить у нас будут только свободные люди, держать никого не будем, кто хочет – хоть сейчас может уходить. Кто останется – будут жить вольными хлебопашцами, о подробностях далее договоримся. Пока же вот тебе мой сказ – доведи это все доподлинно до своих, тех хуторов, что мы вчера прошли, и тех, кто, как ты сказывал, на полночь тут живет. Чтобы все мужики об том, что мы сюда навсегда пришли, знали, и как жить будем. Сюда же пересели (князь ненадолго задумался) три-четыре самые худые семьи, что без мужиков остались. Пусть содержат здесь все в чистоте и порядке, как есть. По припасам сейчас посмотрим, но про семена на посадку я тебе могу сказать сразу – дадим, нам самим надо, чтоб земля в деле была. Пусть люди отмоются, отъедятся… – князь еще раз глянул на замурзанных девок – но, если начнете растаскивать по своим домам припасы, рассержусь. Понял ли ты?
–Это… прямо в усадьбу, что ли?…
–Прямо в усадьбу – терпеливо повторил князь – больше не будет никаких… надзирателей тут.
Вацек, торопливо кланяясь и мешая в речь больше польских слов, чем вчера, подтвердил, что все понял и сделает, как надо. Тем временем местный конюх (Маркел, кажется), выйдя на шаг вперед, упал на колени и с еще более веселым, прямо молодецким видом, сказал:
–Княже, дозволь к вашему войску присоединиться! Накопились у меня к орденцам долги, а люди твои обсказали мне, как и что!
–Не обижаешься, значит, на вчерашнее? – хмыкнул князь.