Огонь пронесся по зарослям ночью при сильном ветре. Заяц, Черепаха и немногие животные увидели его издалека с высокого открытого холма, который был на опушке леса, и они поспешно созвали встречу, чтобы решить, кого следует послать и предупредить животных в лесу.
И они послали Черепаху.
Единые Бессмертные
Я слышал, как говорили, что очень далеко отсюда, в дурной стороне пустынь Катая и в краю, посвященном зиме, находятся все годы, которые мертвы. И там некая долина закрывает их и скрывает, как гласят слухи, от мира, но не от вида луны и не от тех лучей, которыми разносятся сны.
И я сказал: я пойду отсюда путями мечты, и я приду в ту долину и войду и буду там носить траур о всех чудесных годах, которые мертвы. И я сказал: я возьму венок, венок траура, и положу к их ногам как символ моей печали об их судьбе.
И когда я разыскивал цветы, цветы для моего траурного венка, лилия казалась слишком большой, лавр казался слишком торжественным, и я не нашел ничего достаточно изысканного или ровного, чтобы служить достойным подношением годам, которые мертвы. И наконец я сделал аккуратный венок из маргариток в той манере, какая была принята в один из тех годов, которые ныне мертвы.
"Этого", сказал я, "недостаточно - венок не столь хрупок и не столь нежен, как один из тонких забытых годов". Но я взял свой венок в руки и пошел отсюда. И когда я ступил на тайный путь к той романтичной земле, где долина, о которой ходят слухи, сближается с гористой луной, я начал искать среди травы те бедные маленькие годы, которым я принес свое горе и свой венок. И когда я не нашел в траве ничего, я сказал: "Время разрушило и уничтожило их и не оставило даже самого слабого следа". Но глянув вверх в сиянии луны, я внезапно увидел колоссов, сидящих наверху, попирающих звезды и заполняющих ночь чернотой; и у ног этих идолов я увидел молящихся и дающих обеты королей, увидел все дни, которые есть, и все времена, и все города, и все нации, и всех их богов. Дым не тревожил их, огни жертвенников не достигали их колоссальных голов, они сидели там, неизмеримые, недостижимые, неуничтожимые.
Я сказал: "Кто они?" Один ответил: "Единые Бессмертные". И я сказал печально: "Я пришел не для того, чтобы увидеть богов страха, но я пришел, чтобы пролить слезы и возложить цветы у ног нескольких лет, которые мертвы и не могут вернуться снова". Он ответил мне: "Они и есть годы, которые мертвы, Единые Бессмертные; все годы, которые есть - Их дети. Они создали их улыбки и смех; всех земных королей Они короновали, всех богов Они создали; все события стекают с Их ног как реки, миры - это летящие камешки, которые Они уже бросили, и Время, и все его столетия позади него становятся на колени здесь, склоняя главы у Их могучих ног подобно вассалам". И когда я услышал это, я отвернулся с моим венком, и возвратился в свою землю успокоенный.
Притча
Жил-был когда-то очень серьезный Пуританин, который считал, что грешно танцевать. И ради своих принципов он тяжело работал и вел рьяную жизнь. И любили его все те, кто ненавидел танцы; а те, которые любили танцы, уважали его также; они говорили: "Он - чистый, хороший человек и действует в согласии со своим внутренним убеждением".
Он сделал много, чтобы воспрепятствовать танцам, и помогал запрещать многие воскресные развлечения. Некоторые виды поэзии, как он говорил, ему нравились, но не особенно причудливые, поскольку иначе поэзия могла развратить мысли самых юных. Он всегда одевался в черное.
Он весьма интересовался моралью и был весьма искренен; и так росло на Земле уважение к его честному лицу и к его ровной белой бороде.
Однажды ночью Дьявол явился к нему во сне и сказал:
"Привет".
"Изыди", сказал этот серьезный человек.
"Нет, нет, друг", сказал Дьявол.
"Не смей называть меня другом", он ответил смело.
"Ну-ну, друг", сказал Дьявол. "Вы ли не разделяли танцующие пары? Вы ли не сдерживали их смех и их проклятую радость? Вы ли не носили мою черную ливрею? O друг, друг, Вы не знаете, что за отвратительная вещь - сидеть в аду и слышать счастливых людей, поющих в театрах, поющих в полях и шепчущихся после танцев под луной", и он склонился с жутким проклятием.
"Это ты", сказал Пуританин, "и помещаешь в их сердца злое желание танцевать; и черная ливрея - собственность Бога, а вовсе не твоя". А Дьявол рассмеялся высокомерно и заговорил.
"Он только и создал, что глупые цвета", сказал он, "и бесполезные рассветы на склонах холмов, обращенных на юг, и бабочек, порхающих по ним, как только восходит солнце, и дурацких дев, приходящих потанцевать, и теплый безумный Западный ветер, и худшее из всего - пагубную Любовь".
И когда Дьявол сказал, что Бог создал любовь, наш серьезный человек вскочил в кровати и закричал: "Богохульство! Богохульство!"
"Это правда, " сказал Дьявол. "Это не я посылаю деревенских дураков обниматься и шептаться с глазу на глаз в лесу, когда луна стоит высоко. Я даже не могу выносить самого вида их танцев".
"Тогда, " сказал человек, "я принял правое за неправое; но как только я проснусь, я буду снова бороться с тобой".