52 Гц (СИ)

Обежал глазами плотную фигуру, молодое лицо. У парня покраснел нос, он характерно шмыгал и оживленно стрелял глазами по сторонам. Они точно где-то недавно виделись… А, точно. «Киприани». Гарри — Майкл только напрочь забыл фамилию. Гарри пытливо смотрел на него, будто что-то хотел прочесть по глазам.

— Как тебе фестиваль? — спросил Гарри.

Майкл пожал плечами.

— Не знаю. Я все пропустил. Говорят, много хороших фильмов.

— Хотел бы глянуть на твой. Шекспир, да?.. Сложная тема. Такие нюансы. Рискованно выходить на экраны с темой сексуального насилия.

— Что? — переспросил Майкл, удивленный таким напором.

— Я про пьесу, — сказал Гарри, впиваясь в него взглядом. — Ты же читал? «Сон в летнюю ночь», Оберон принуждает Титанию…

— Конечно, читал, — перебил Майкл.

Ему показалось неприятным, что этот абсолютно левый парень считает его чуть ли не идиотом, который сам не понимает, в чем работает.

— Мы делали фильм не об этом. Это драма о кризисе отношений.

— Феминистки порвут вас на тряпки, — уверенно сказал Гарри. — За притеснение женщин и все намеки сам знаешь на что.

— На что?.. — по инерции спросил Майкл. Потом встряхнулся, встал: — Извини, мне нужно сделать звонок.

— Конечно, — снисходительно отозвался тот, будто выиграл в каком-то споре.

Осадок от разговора был неприятным. Майкл постарался отвлечься, взял еще кофе, послонялся по залам. Когда позвали — улыбаясь, постоял перед камерами. Они устращающе щелкали, как стая богомолов. Потом его окликнули, усадили, девушка-гример осторожно обмахнула ему лицо кистью, будто оно было антикварным черепком с раскопок. Майкл включился, только когда рядом на раскладной стул уселся журналист с блокнотом в руках. Тот напряженно перелистал свои заготовки, потом улыбнулся, будто его воткнули в розетку, уточнил у Майкла, готов ли тот. Майкл кивнул.

— Добрый вечер, меня зовут Рой Джефферсон, и сегодня — последний день фестиваля Сандэнс. Рядом со мной Майкл Винтерхальтер, и мы будем говорить о независимом кино.

Майкл взмахнул рукой в ближайшую камеру, направленную на него. Один оператор был приклеен к нему, второй — к Джефферсону.

— Майкл, вы часто снимались у молодых режиссеров, работали с маленькими студиями, — сказал тот. — Расскажите, как вы пришли в независимое кино?

Майкл качнул головой в сторону, будто ему нужно было припомнить.

— Однажды я получил приглашение на вечеринку от одной девушки… — издалека начал он и сделал короткую паузу. — У меня был с собой букет. Роскошный, ужасно дорогой. Семь роз.

— Это были какие-то особенные розы? — ведущий поддержал шутку, заулыбавшись.

— Нет, это были обыкновенные розы, просто на них ушло сорок пять фунтов — тогда это были для меня большие деньги, — пояснил Майкл. — У меня в карманах редко водилось больше десяти.

— Значит, это была особенная девушка, — сказал Рой.

— Это была особенная вечеринка, — сказал Майкл. — День рождения. Моя подруга, она была горячей фанаткой серии «Форсаж», так что все устроили на подземной парковке. Лазерный свет, дым, спорткары, R'n'B, красивые девушки. У них даже был муляж головы Вин Дизеля. Потом я узнал, что это был не муляж, — признался Майкл, будто поделился неловким секретом.

Ведущий негромко засмеялся — скорее из вежливости, чем из настоящего интереса. Но Майкл сейчас работал не для него — а для зрителей. Будь веселым — и ты будешь нравиться людям. Покажи себя немного нелепым, притворись простачком — и из чувства собственного превосходства у них мгновенно родится симпатия. Завоюй доверие. Заинтригуй. Потом восхити. Покажи свои чувства (притворись, что они настоящие). Покажи свои слабости (притворись, что они твои). Толпа полюбит тебя.

— …с замечательным режиссером Эдвардом Даной, который привел меня в независимое кино, — продолжал Майкл, — а Сара стала моим первым агентом.

— Сколько раз вы работали с Даной?

— Четыре, — с сомнением сказал Майкл. — Да, четыре. Мне нравится с ним работать. Он всегда прямо говорит о том, что считает важным. Его фильмы нельзя назвать развлекательными, они скорее полу-документальные. Он документирует жизнь. Говорит о том, на что сейчас считается неполиткорректным даже намекать.

— Говоря о политкорректности, — подхватил Рой, — нельзя не затронуть ваш следующий проект. Он будет посвящен Ирландии, как я слышал. А у вас ирландские корни, это правда?

— Да, моя мать родом из Дублина, — сказал Майкл, едва не поморщившись.

Он не хотел бы говорить о новом фильме на публику — он вообще не хотел бы о нем говорить, пусть говорят другие. Он хотел всего лишь сделать свою работу. Но его работа была в том, чтобы сидеть и отвечать на вопросы, болтать на заданную тему.

— Я родился и вырос в Лондоне, но всегда считал себя ирландцем, — сказал он.

И все-таки наверняка Джеймс неспроста выбрал эту тему для своего прощального подарка. Какая же все-таки сволочь. Он влез ему в самое нутро, взял за то, что еще оставалось живо, что никогда и не умирало, не угасало. Как будто реверанс через года, ответ на свидание в руинах аббатства. Майкл моргнул, чувствуя, что к лицу приливает кровь.

— О чем будет ваш фильм? — спросил Рой.