- Что мне должно быть понятно? - со злостью, сдавленной, свойственной для настоящей нее злостью спрашивает она.
- Я никогда бы не подумал, что ты из-за этого переживаешь. Мне казалось, ты уже давно все поняла, - Ян, кажется, перестает витать в своих облаках, смотрит на Джину, и на его лице отражается легкое удивление. - Джина, послушай меня, пожалуйста. Разве ты не заметила… Я всегда с тобой. Везде. После того… - он замолкает на секунду. - И неужели ты не заметила, что я не смотрю на нее уже довольно долгое время? Не провожаю взглядом? И не говорю вообще? И разве ты не помнишь, что я тебе сказал, пытаясь вытащить тебя из твоих моделированных снов? Что мне не все равно. Разве тебе все еще непонятно?
Серверджина замирает. Чувствуя себя паршиво, словно в замыленных мелодрамах, но… И почему-то так хочется, чтобы произошло что-то в их духе. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста.
И ей словно лучи солнца бьют в глаза, когда его ладони бережно берут ее лицо.
- Я уже давно о ней не думаю, - Ян говорит это, смотря Серверджине прямо в глаза, а она не отводит своего взгляда, боясь даже дышать. - Наверное, это началось, когда ты впервые со мной… - до сих пор стесняется говорить о некоторых вещах. Не может вот так просто сказать, что она просто спустила с него брюки и отсосала. - Но уже тогда ее стало чуть меньше в моей жизни. А потом она становилась все дальше и дальше. И больше не тревожит мое сердце. Теперь в нем живешь ты. Мне казалось, ты это понимаешь. И не говоришь об этом, потому что, ну… Ну потому что это не в твоем стиле, Серверджина. Ты же такая… - да, Серверджина отлично знает, какая она. Не в ее стиле, не с ее губ всем этим словам срываться. - Или тебе просто было этого достаточно. Но я не думал, что…
- Молчи, пожалуйста. Молчи, - просит его Серверджина, и удивленный Ян замолкает.
А она прикрывает глаза. Чтобы впервые в жизни позволить себе… Позволить себе вот так замереть. Расслабиться. И почувствовать, что твое лицо так бережно держать чужие ладони. Ладони человека, на которого тебе не все равно. И которому не все равно на тебя.
И это чувство, оно, пожалуй, лучше всех ее моделированных снов вместе взятых. Оно растекается внутри теплым, топленым счастьем и никуда не хочет уходить.
И на ее губах начинает трепетать сначала слабая, сомнительная, а потом такая… Искренняя, большая улыбка.
- Ты настоящее солнышко, - сообщает она Яну.
Глаза в глаза. И лоб в лоб, потому что в попытках прижаться к ней Ян немного поспешно и почему-то смешно стукается об нее. Но не спешит оторваться.
Они замолкают. Потому что не знают, что сказать. Да и нужны ли тут слова?
Хочется вот так стоять и просто стоять. Но сказать что-то нужно. Зачем - непонятно, но очень и очень нужно. Что-то безумное, странное, но такое… Светлое. Как этот лоб, касающийся ее лба.
- Знаешь… - постепенно эта мысль формируется в ее голове. Безумная и глупая мысль. - А солнце и правда светит не всегда. И не для всех. А лишь для тех, кто очень этого ждет, и тогда… Когда им это нужнее всего.
- То есть всегда. И для всех, - уточняет Ян, и Серверджина лишь слегка приподнимает брови, признавая, что сама своими рассуждениями вывела его к этой мысли.
- Да, - чуть пораженно говорит она. - Получается, что всегда.
И это истинная правда. Солнце светит всегда. И для всех. Нужно только уметь поднять голову и не бояться увидеть его. Солнечные лучи умеют ослеплять: яростно, резко, так, что почти выбивают почву из-под ног. Но вместе с этим они умеют и согревать, вызволяя из стужи замеревшие сердца. Роза не бывает без шипов. Свет не бывает без ожогов. Жизнь не бывает без темных полос.
Но солнце светит всегда. И даже если кажется, что это не так… То просто подними голову. И почувствуй солнечный луч на своем лице.