55

Чендлер пытался придумать оправдание – и не сумел. А мог ведь узнать номер телефона, должен был узнать. Оправданий не было, и все-таки…

– Моя девушка тогда… то есть моя жена теперь… Бывшая жена…

– Так это она была с вашими родителями? – перебил Гэбриэл.

Чендлер стиснул зубы, вспомнив раненого отца.

– Да. У нее тогда уже подходил срок. Собственно, как поиски завершились, она родила. С появлением Сары возникли другие дела. Надо было продолжать жить.

Гэбриэл хмыкнул.

– Мои тоже хотели продолжать жить. Только не смогли.

– В смысле?

– Они погибли в автокатастрофе спустя три месяца после того, как мы вернулись домой.

– Соболезную, – искренне сказал Чендлер.

– Еще бы вы не соболезновали, Чендлер; прошу прощения, – сержант.

– Авария? Несчастный случай?

– С машиной все было в порядке, – буднично заметил Гэбриэл.

– А ты…

Силуэт кивнул.

– Да, я тоже сидел в машине, но был пристегнут. А они – нет. Они погибли мгновенно, – голос Гэбриэла дрогнул.

– А потом тебя забрали Джеффри с Диной?

– Скажите мне, Чендлер… Вы когда-нибудь наказывали детей?

Тихий голос снова зазвучал зловеще, луч фонарика задергался. Гэбриэл начинал выходить из себя. Чендлер не знал, хорошо это или плохо. Лучше общаться с уравновешенным человеком, которого можно вразумить, или же с бешеным психом, который в гневе может совершить – смертельную – ошибку?

– Ну да… – неуверенно ответил Чендлер.

– Всерьез? По-настоящему?

– Шлепал, бывало, если совсем что-то страшное натворят. Но нечасто.

– А стали бы вы их наказывать за хорошее поведение?

– Нет, конечно.

– Вот, в частности, вы бы наказали Сару, соверши она ошибку во время первой исповеди?

Поскольку речь снова зашла о детях, Чендлер решил поддержать разговор – вдруг Гэбриэл сболтнет что-нибудь о том, куда спрятал Сару и Джаспера. Но нужно быть осторожным: фонарик трясется, значит, убийца на взводе.

– Ни в коем случае. Никто не совершенен.

– Вот именно, – сказал Гэбриэл чуть спокойнее. Видимо, ответ его удовлетворил. – Никто не совершенен, ничто не совершенно. Люди ошибаются. Вы бы стали воспитывать ребенка из-под палки? Избивать и унижать его за каждую провинность?

– Как тебя?

Гэбриэл навел фонарик поточнее.

– Когда я спрашивал у них… – продолжил Чендлер.

– Вы разговаривали с ними?! – гневно воскликнул Гэбриэл.

– Я хотел…

– Зачем вы с ними разговаривали?

– Чтобы понять, что творится… – Нет, не стоило этого говорить.

– У меня в голове? – произнес Гэбриэл с желчью. – С головой у меня все в порядке. Мои поступки логичны. Я нахожусь в здравом уме и твердой памяти. Но те фанатичные кретины… – Он вдруг замолчал.

Чендлер решил вклиниться, чтобы исправить ситуацию:

– Они отказались разговаривать со мной о тебе.

– Им стыдно, – заявил Гэбриэл. – Ничего, всему, чему надо, они меня научили. Ставили к стене, секли и читали начало книги.

– Бытие?

Гэбриэл помолчал.

– Да, Бытие. Меня стегали и говорили о том, что все грешники. Грешники у них все, но истязали почему-то только меня, как будто для них это путь к спасению. «Кто жалеет розги своей, тот ненавидит сына; а кто любит, тот с детства наказывает его». Вот что у меня осталось.

Он поднял фонарь и посветил на ухо. Под волосами скрывался длинный шрам.

С подсвеченной головой Гэбриэл был отличной мишенью. Впрочем, пока обмен не состоится, Ник стрелять не будет – по крайней мере, Чендлер искренне на это надеялся.

– Рассекли до мяса, – продолжал Гэбриэл, поглаживая шрам. – Кровь не останавливалась, и меня повезли к врачу. При церкви. Он вопросов не задавал. Просто зашил и сказал, что молчание – залог исцеления.

– Если с тобой жестоко обращались, это не значит, что тебе самому надо быть жестоким.

Гэбриэл хмыкнул.

– Они отобрали последнее, что связывало меня с родителями: любовь к Господу. Они внушили мне, что я зло, а злу закон не писан. Что ж, если я – дьявол во плоти, то должен выполнять его работу, как архангел Гавриил[11], карающий тех, чьи имена в списке. Я – орудие дьявола.

– А что с теми, кого ты пропустил?

Луч фонарика подпрыгнул – Гэбриэл пожал плечами.

– Я иду не по порядку, а забираю тех, кто попадается под руку. Только представьте, Чендлер, сколько раз мне пришлось повторять этот список наизусть. Я говорил, а меня секли. Стоило мне сбиться – как от боли не сбиться? – все нужно было начинать сначала. Со списка и до главы тринадцатой.

– Почему именно до тринадцатой? Несчастливое число?

– Нет, потому что там впервые упоминаются Содом с Гоморрой. Дорогие Джефф и Дина, видите ли, не хотели, чтобы эти слова звучали в их доме. В доме, где сами стены пропитаны грехом. Иногда – на мгновение – я даже забываю, как звали моего брата и моих родителей, но эти имена я не забуду никогда.

– Но все, кого ты забираешь, безвинны.

– Откуда вам знать? – спросил Гэбриэл. – Все, кто упомянут в книге, так или иначе виновны. Они отмечены грехом соучастия.

Гэбриэл говорил твердо, уверенно, но Чендлер чувствовал, что понемногу выбивает его из колеи. Нужно продолжать разговор, тянуть время.

– Зачем убивать их здесь? С этими местами связаны только плохие воспоминания – у меня-то точно.

– А я уже было подумал, что вы забыли.