Публичные казни горожан оставили крайне негативное впечатление и в памяти самих ростовчан: «Отец, я помню, запер нас на ключ с братом и маму просил не выходить тоже и пошел туда. Вот я почему-то помню, отец пришел, на нем лица не было, и он почему-то вот так бросился на кровать и вот рыдал. И мама никакими средствами не могла его успокоить. Так он рыдал, он увидел эти тысячи расстрелянных людей»
[228] . Таким образом, захват вермахтом Ростова-на-Дону в ноябре 1941 г. существенно отличался от немецкой оккупации города в мае – ноябре 1918 г. Тогда немецкие военнослужащие запомнились местным жителям, напротив, своим доброжелательным отношением, особенно на фоне погромов, осуществлявшихся их собственными соотечественниками в условиях Гражданской войны. Но в 1941 г. в Ростов вступила совершенно другая германская армия, воспитанная на нацистской идеологии, представлявшей советских людей «унтерменшами».
Впрочем, расистские принципы разделяли не все солдаты и офицеры вермахта. В памяти очевидцев сохранились и примеры доброжелательного отношения немецких военнослужащих к жителям. Так, на квартире матери Г. Ф. Токаревой « стоял немец-врач, мединститут же напротив, ну такой человек, положительный, врач
». На Рождество матери он « преподнес коробочку такую конфет и елочку ». И так « тронул ее. Занимал одну комнату, не обижал мать » [229] . А Т. Н. Щербаковой другой немецкий офицер передал письмо от ее сестры из Таганрога, где его часть располагалась до захвата Ростова-на-Дону. Разумеется, после его ухода « были слезы и упреки в адрес тети Ани за избранный ею способ связи, хотя, конечно, узнать, что в Таганроге все наши пока живы и здоровы, было очень ценно » [230] .По разным причинам, среди которых и страх за свою жизнь, и ненависть к советской власти, и корыстные мотивы, часть горожан пошла на сотрудничество с противником. После освобождения многие за это были арестованы и привлечены к юридической ответственности. В частности, в оперативно-разведывательных сводках войск НКВД сообщалось об аресте А. Е. Кирпичева, 1893 года рождения, который « до прихода немцев в Ростов систематически среди местных жителей занимался восхвалением немецкой армии и гитлеровских порядков, клеветал на Красную Армию и ее мощь, а с приходом оккупантов в город Ростов организовал им встречу, а впоследствии немцами был назначен старостой поселка. Будучи старостой, водил немецких офицеров по квартирам и магазинам в целях ограбления ценных вещей
». М. И. Мекели – жена бывшего белого офицера, эмигрировавшего за границу, с приходом оккупантов « вокруг себя сгруппировала подобный ей антисовэлемент, и по ее предложению была устроена вечеринка для немецких офицеров, с коими впоследствии она была связана и сообщала им данные о местах укрытия советско-партийного актива ». В доме Э. М. Вега, 1919 года рождения, « по ее личной инициативе производилась пошивка теплого белья для немецких офицеров ». Е. Н. Богатырева, 1919 года рождения, предложила оккупантам « свои услуги по сбору теплых материалов для пошивки белья, а также по поручению немецкого офицера выявляла дома, в коих скрывались остающиеся в окружении красноармейцы. За услуги немецкие офицеры выдавали ей ограбленные ими вещи из советских магазинов » [231] .Уже после освобождения Ростова-на-Дону выяснилось, что в период оккупации в городе оставалось 2754 члена и 344 кандидата в члены ВКП(б). При этом 1096 членов партии и 172 кандидата в члены уничтожили свои партийные документы. В ходе проверки от каждого коммуниста потребовали представить в первичную партийную организацию « письменное объяснение об обстоятельствах, при которых он остался в городе, занятом немцами, если он уничтожил партбилет, то и об этом
». Первичная партийная организация свое решение передавала в райком ВКП(б), затем материалы передавались в горком и обком ВКП(б). К 25 февраля было рассмотрено всего 118 дел на 101 члена и 17 кандидатов в члены ВКП(б), при этом 34 члена и 15 кандидатов исключили [232] .Оккупация Ростова-на-Дону в самом конце осени 1941 г. продлилась всего восемь дней, но стала тяжелым испытанием для многих жителей города, а также отставших от своих частей бойцов и командиров РККА, не успевших перейти на спасительный левый берег Дона. От артиллерийских обстрелов и боевых действий пострадал целый ряд зданий, было разграблено имущество ряда учреждений и предприятий, погибло немало жителей. Но и для всех остальных пребывание на оккупированной территории на всю жизнь осталось темным пятном в их биографии, которое обязательно требовалось указывать при заполнении анкетных данных.