56-я ОДШБ уходит в горы. Боевой формуляр в/ч 44585

Если Игорь надеялся, что я откажусь, то он сильно ошибался, не на таковского напал, избытком благородства я никогда не страдал.

– Ну, если вы приказываете, товарищ лейтенант, то я обязан подчиниться, – радостно оскалился я, мигом достал и протянул ему свой котелок.

– Гм… – чуть разочарованно бормотнул лейтенант и покачал полулитровую флягу на руках.

Ну что такое пол-литра слабоалкогольной браги на двоих? Это даже не выпивка, а так… можно даже сказать, издевательство над выпивающими людьми.

Ольхин льет мне напиток в котелок, сам пьет из фляжки. Сидим на куче сваленных на полу бушлатов и мелкими глотками смакуем сильно пахнущую дрожжами бражку.

По виду и по манере поведения Игорь Ольхин совершенно от кадровых офицеров не отличается. Тот же мат при отдании воинских команд, та же командная хрипотца в голосе, то же умение заставить даже самого наглого солдата выполнить почти любой приказ. И в военном деле он вполне прилично разбирался, и по своей минометной части дока был, и командиром боевой группы на операции ходил. Офицер как офицер. На сугубо мирного гражданского интеллигента, на которого чуть ли не силком напялили военную форму, лейтенант Ольхин совершенно не похож. Хотя мирный, скромный, неловкий, обремененный дипломом и комплексами юноша-интеллигент, говорящий солдатам «вы» и не умеющий командовать, пить водку и воевать, это или донельзя затертый художественный штамп, или просто рудимент иных времен. Наш студент умеет пить, материться, драться, в безвыходных ситуациях на экзаменах и зачетах проявляет смекалку, выдержку и беспредельное нахальство.

А студент, живущий в общежитии, да на одну стипендию, – это вообще элита студенческого сообщества и готовый командир для наглых, матерящихся, пьющих и не желающих служить как надо солдат. Чуток военных знаний, немного боевого опыта – и вот вам офицер, способный тащить службу Ванькой-взводным в любом роде войск.

– А вот интересно, где это вы постоянно дрожжи и сахар достаете? – облизывая губы, крайне бестактно спрашивает меня бывший студент и выпускник физико-математического факультета, ныне и присно и до дембеля командир минометного взвода лейтенант Ольхин.

Всем своим видом демонстрирую удивление и возмущение его крайне бесцеремонным вопросом. «Какой вы невоспитанный человек!» – говорит офицеру мое вытянувшееся, с разводами еще не смытой глины лицо. Такой вопрос по военному этикету – это верх дурного воспитания. Если офицер поймал солдата с брагой или водкой, то отбирай, проводи допрос, накажи в конце-то концов, если уж так приспичило. Но если тебя угостили, а ты принял угощение, то спрашивать где, зачем, почему – это просто… ну просто моветон.

– Да я так, интересуюсь, – слегка смущается Игорь и пытается исправить возникшую неловкость: – Вдруг самому пригодится.

– На хлебопекарне двести первой дивизии меняем на патроны, – нехотя признаюсь я.

– ?! – от удивления даже раскрыл рот лейтенант. – Да на кой патроны хлебопекам нужны? Этого же добра и так завались…

И точно, вот чего-чего, а уж боеприпасов, особенно патронов и гранат, навалом было. Никакого отчета в их использовании не требовалось. Цинки с патронами, гранаты без запалов прямо в палатке у оружейных ящиков валялись: бери – не хочу. Да еще у каждого в РД по одному б/к – боекомплекту было. Б/К – это четыреста патронов в пачках и четыре гранаты в подсумках.

– Это трофейные патроны, – болтая в котелке остаток браги, поясняю я. – Пекари из них сувениры делают. Дома, небось, вые…ться будут: «Вот, мол, мы какие лихие… вот какие у нас трофеи… вот сколько „духов“ положили… а вот эту самую пулю у меня прямо из груди вытащили…» Тут главное, – чуть улыбнувшись, продолжаю я, – чтобы маркировка на патронах с иностранными буквами была. Больше всего патроны от английской винтовки «Бур» ценятся, еще патроны с иероглифами от китайских АК и ДШК хорошо идут. – И поспешно, во избежание последующих вопросов, добавляю: – Мы уже все обменяли, больше нет.

– И браги больше нет? – тоскливо спрашивает не утоливший жажду командир минометного взвода.

Пожимаю плечами: нет.

– Неужели и для Петровского ничего не осталось? – скорбит Ольхин и вонзает мне слова прямо в сердце: – Какие же вы дерьмовые солдаты, совсем не заботитесь о командире, а вот Петровский вас всегда защищает.

Оскорбленный до глубины души, я в запале кричу:

– Да мы для него два литра приготовили! Только-только бражка дошла… – и прикусываю язык.

Игорь, довольный удавшейся провокацией, смеется и хлопает меня по плечу.

– Ничего не знаю… я пошутил… не скажу… – и, закончив фразу, сжимаю зубы и смыкаю губы, ну прямо хоть картину маслом пиши: «Допрос партизана».

– Да ладно тебе, – радостно улыбается Игорь. – Сашка Петровский все равно эту брагу нам отдаст. Не пьет он эту дрянь…

– Не ври, лейтенант, – не верю я.

Потому как твердо знаю: нет в армии непьющих офицеров и подло клевещет этот человек на моего командира взвода.

– Слово офицера, – торжественно клянется лейтенант Ольхин.