56-я ОДШБ уходит в горы. Боевой формуляр в/ч 44585

Может, у вас сложилось впечатление, что у нас солдаты только и делали, что бухали, пыхали, мародерничали, всячески нарушали дисциплину и дерзили офицерам? А в ответ те только и делали, что их избивали? Уверяю вас, это далеко не так, просто есть события, которые наиболее ярко запомнились, а есть те, которые менее. У нас была самая обычная воинская часть, как в любой другой части, были свои порядки, свои неписаные правила, свои ЧП. Что касается дисциплины, то она была самая настоящая, одно слово – военная дисциплина, на боевых операциях только попробуй не исполнить приказ, струсить или сдохнуть на марше, тебя свои же забьют. В быту, то есть в расположении, это, как говорится, твое дело: если хочешь бухать, пыхать, самовольничать, дерзить, то будь готов за это получить по полной программе.

Смертных грехов было четыре: сдох на марше так, что тебя тащить пришлось, струсил в бою, бросил раненого или убитого товарища, заложил сослуживцев. Причем эти грехи были смертными буквально. Вот так. А зря и без причины никого не трогали.

Афганистан. Провинция Кундуз 1981 год от Рождества Христова 1402 год по хиджре – мусульманскому летоисчислению

В ту ночь в марте 1981 года я был помощником дежурного по штабу[31]. Дежурным по штабу бригады на эти сутки заступил начальник разведки бригады, капитан Мовсар. Здоровенный темноволосый капитан-молдаванин, любимчик бойцов из разведроты. Большая штабная палатка внутри плохо освещена слабым накалом электрической лампочки под бумажным самодельным абажуром. Тусклый свет, а капитан сидит себе за столом на самодельном табурете, бумажечки читает и перебирает, зрение-то у него хорошее. Помощник дежурного по части ушел караулы проверять. Я в уголке палатки у радиоприемника, на пустом снарядном ящике пристроился и радиостанцию «Маяк» слушаю. Тишь да гладь, и симфоническая мелодия звучит, такая далекая, нежная, такая душевная, прекрасная музыка из вселенной, где нет войны. Следующей в эфире должна прозвучать «Полевая почта юности», в ней песни для солдат передавали и пожелания всякие от близких и родных. Я все ждал, когда же «Полевая почта юности» обо мне вспомнит, да так и не дождался.

– Знаешь, сколько твоя башка стоит? – оторвал меня от прослушивания музыкальной заставки капитан.

– Э..? – чуть растерялся я, повернувшись в его сторону. – Не понял? В каком смысле стоит?

– В денежном, – усмехнулся дежурный и протянул мне листок бумаги: – Вот полюбуйся, тут все расценки.

Подхожу к капитану, беру мятый, засаленный листок. Разглядываю. Типографский шрифт. Арабская вязь букв и цифр. Перед текстом рисунок: раскрытая книга, под ней два скрещенных клинка. Герб моджахедов – Коран и оружие, ну цифры-то понятны, а вот текст…

Насмешливо рассматривая, как я таращусь в лист бумаги, начальник бригадной разведки, не вставая из-за стола, поясняет:

– Уничтоженный вертолет с экипажем – два миллиона афганей[32]. Единица наземной боевой техники – миллион. Старший офицер – двести тысяч, офицер в звании до майора – сто. Десантник – пятьдесят тысяч, мотострелок – двадцать, меньше всего за афганских солдат платят – всего-то по сотне с пяти голов[33].

– Как же это несправедливо, – тяжело вздохнул я и положил лист на стол, – им, значит, за нас платят, а нам за них нет, а вот бы…

– Губы-то скатай, – желчно рассмеялся капитан, – вам, обормотам, только волю дай… Да и нет у СССР столько денег.

– А у них, значит, есть? – слегка обиделся я за нашу великую могучую, но вечно безденежную державу. – Откуда? Тут же нищета голимая да голь перекатная.

– Наркотой вовсю торгуют – это раз. – Отвечая, капитан стал загибать пальцы. – Всех местных торгашей данью обложили – два. Американцы им деньжата постоянно подкидывают – это три. Есть у них чем за твою башку заплатить.

– Башка – у сазана, у меня голова, – резко возразил я, – и свою голову я подороже ценю!

– Сазанью башку да в котелок, – мечтательно протянул капитан и причмокнул губами, – такая наваристая уха получится, а под нее ледяной водочки, милое дело.

– Тройная уха намного лучше, – с нотками превосходства потомственного волжанина протянул я, – и вареная осетринка, во всем мире нет лучшей закуски, вот, помню, бывало…

Все мои земляки любят приврать про рыбалку в низовьях Волги, я не исключение, вот и пошел заливать. Осетров руками ловил, черную икру из таза столовой ложкой жрал, на браконьерской лодке все низовья реки исходил.

– Значит, беру огромадного осетра за жабры, – вдохновенно вру я, – и потом…

– Вот и бери его, суку, за жабры! – крикнул мне ввалившийся в палатку боец из разведроты и швырнул в палатку немолодого афганца в разорванном халате. Тот на пол упал, за ним еще разведчики вошли, трое.

Капитан Мовсар сразу к ним подошел, ему что-то тихо доложили, я не слушал, да и не прислушивался, честно-то говоря, все Волгу свою любимую вспоминал, по ней в мыслях плыл, а тут: