56-я ОДШБ уходит в горы. Боевой формуляр в/ч 44585

Так, дрова есть, пора и о питании подумать, о горячем, естественно, пайки-то нам надоели. Ящики сложили в палатке, их Муха охранять остался. Вместо Мухи Филон за жратвой пошел. Бредем, нос по холодному ветру держим, то под ноги смотрим, то окрестности оглядываем. Вот овечки пасутся и пастух при них. Милый пасторальный пейзаж, мирная деревенская идиллия. Ох, незнаком еще пастух с десантурой, а то бы увел свою отару от греха подальше, но ничего, сейчас познакомится. Подходим. Без слов накидывает Филон овечке на шею ремень, Леха овцу под курдюк ногой бьет, чтобы не упиралась, а я пастуху оружие показываю, он не испугался, а зря. Бросился пастух на меня с посохом, жизнь овечке хотел спасти, вот только хорошо я уже выучился бою рукопашному, не стал стрелять, от удара легко ушел, да как ногой двинул бедолаге в голень, он и свалился. Вот и познакомились.

На ужин у нас полусырая, обжаренная на костре баранина, вечером у нас в палатке тепло, ничего, жить и на новом месте можно. Офицеров пригласили. Командиры жареное мясо кушают, водочку, нами еще на пересылке затаренную, вежливо выпивают, а вот нескромные вопросы не задают. Выпили, покушали, посты выставили, тощие со скомкавшейся ватой матрасы на голую землю расстелили – и баиньки не раздеваясь. Ночью батальон обстреляли. Думаете, сыграли тревогу: «Рота в ружье! К бою!» А вот и нет.

По характеру и темпу стрельбы сразу определили: огонь по нам ведут с большого расстояния, судя по звуку, из легких пулеметов, наши посты вяло так отстреливаются, значит, оснований для беспокойства нет, перевернулись на другой бок и дальше спать. Эка невидаль – стрельба, мы этого добра и насмотрелись, и наслушались.

Вот так служба в Гардезе и началась. Холодно на горном плато, где наш батальон гарнизоном встал, снега полно, ветер пронизывающий, мы, когда спали, бушлаты и шапки обычно не снимали. Замерзшие, оборванные, мы днем по расположению и окрестностям рыскали, топливо и еду добывали, ночью посменно на постах стояли, от скуки с «духами» перестреливались. Вот только подальше окопы выкопали, под палаткой землю на два штыка углубили, чтобы шальной пулей кого случайно не зацепило. Что еще? Один матрас разорвали и каждое утро пулевые отверстия в палатке ватой заделывали, чтобы тепло сохранялось. Вот и все. Знаете, пока колонны бригады не подошли, скучновато было. А к бытовым трудностям не привыкать. Спали не раздеваясь на тощих матрасах, брошенных на голую землю, – подумаешь, тоже мне лишение, в горах на операциях намного хуже было, и то выжили. Воды мало? Так за ней и сходить можно, все же время веселее пройдет. Батальонных кухонь с горячим котловым довольствием нет? А мы без горячего и не сидели. Огонь есть? Есть! Вода есть? Есть! Оружие есть? Полно! Так в чем проблема-то?

От скуки и чтобы время скоротать я предложил Сашке Петровскому ночью в засаду сходить, стрелков «духов» попугать. Смотрит на меня офицер, укоризненно головой качает и горько так мне пеняет:

– Ты уже полтора года отслужил, а все ума не набрался. Ну и зачем нам это надо? А если убьют кого из ребят случайно, тогда что? Сиди уж, умник, и не рыпайся, если прикажут, тогда и пойдем.

Вот какие толковые у нас командиры были.

Через неделю после нашей высадки бригадные маршевые колонны с бронетехникой и машинами подошли. Вот и опять собралась наша бригада. На изношенных за два года машинах два наших батальона дошли, а моторесурс у техники давно исчерпан, да только третий и четвертый батальон этим не испугаешь. Кулибины бригадные сами пахали и технику работать заставили. Инструмент один – родная русская кувалда. Запасные части – безостановочный военный мат да смекалка солдатская. Вот так и прошли через весь Афган. Сами все от горючего и масел черные, вымотанные, голодные, оборванные, замерзшие, но дошли, даже потерь почти не было. Вот какие у нас десантно-штурмовые батальоны были. Третий батальон сразу в Логар ушел. Третий ДШБ у нас был как кот у Киплинга – всегда гулял сам по себе. А остальные части охранение выставили, за километр от палаток посты ушли, начали обустраиваться.

Мы к машинам нашим подошли, к тем, что ротное имущество перевозили, а там все мокрое, грязное, порванное, все в негодность пришло. Ребята, которым домой увольняться, как увидали, в каком состоянии имущество прибыло, так криком от обиды кричали. Форма парадная, дембельская, с превеликими трудами добытая, подогнанная, вся расшито-ушитая, в грязные рваные тряпки превратилась.

Вошел призыв осени 1979 года в Афган босяками и домой ехать такими же пришлось. В грязных прожженных бушлатах, во вшивом штопано-латаном обмундировании, да в рваных кирзовых сапогах. Вот такими вы уходили домой. И в декабре восемьдесят первого года мы прощаемся:

– Встретимся еще, – обещает Филон.

– Координаты мои держи, – сует мне бумажку с написанным адресом Баллон.

– Жду тебя и Леху в гости, – поочередно жмет нам с Лехой руки Муха и чуть смущенно улыбается.

– Ну, раздолбай, пока, – стискивает в пожатии мою руку капитан Акосов, чуть улыбаясь, просит: – Смотри, Петровского тут не подводи.