58-я. Неизъятое

1923

Родился в Москве.

В 1938 году отец Владимира Кристап был арестован и приговорен к трем годам лагерей.

1941

Весна 1941-го — после ареста школьного учителя истории Владимир Кантовский и его друзья напечатали и разослали несколько протестующих писем-листовок.

30 июня 1941-го — арестован. Приговор Особого совещания — 10 лет исправительно-трудовых работ. Этапирован в Омлаг (Омск).

1942 … 1943

1942-й — Владимир пишет многочисленные заявления с просьбой отправить его на фронт. В конце 1942-го приходит решение ОСО о замене 10 лет лагерей на пять с отправкой на фронт в штрафбат.

16 февраля 1943-го — тяжело ранен в первом же бою во время операции по ликвидации Демянинского плацдарма.

1943 … 1946

Февраль — август 1943-го — лечил тяжелую рану руки, был освобожден от отбывания наказания по ранению и вернулся в Москву.

16 сентября 1945-го — вновь арестован.

Май 1946-го — новый приговор: шесть лет лагерей и три года поражения в правах.

1946 … 1950

1946–1950 — этапирован в лагерь в городе Молотовск, работал в механических мастерских техноруком, затем бригадиром. В 1948 году обоих родителей Владимира отправили в бессрочную ссылку в Джетыгару (Казахская ССР).

1950-й — переведен в инвалидный лагерь в поселке Абезь (Коми АССР).

1951 … 1956

1951–1956 — по окончании срока отправлен в бессрочную ссылку в Воркуту. Работал на заводе.

1956-й — реабилитирован, вернулся в Москву.

Работал инженером-механиком.

С честью могу сказать, что я относился к той категории, которую Сталин должен был сажать. Тех, кто смел мыслить, то есть не кричать «ура» на каждое его слово, — он от членов Политбюро до школьников сажал.

Меня взяли в десятом классе за листовки в защиту учителя истории Павла Артуровича Дуковского. Он был замечательным учителем, заставлял нас мыслить, четко давать объяснения событиям. 16 марта 41-го года его арестовали. В ответ мы — Лена Соболь, Анечка Бовшерер и я — выпустили письма-листовки: один-два листочка папиросной бумаги — и отправили по адресам наших одноклассников.

Я подписывал листовки Десять Двадцать (это был номер ордера на арест моего отца, он тогда еще сидел), Лена — Едкий Натр, а Анечка из любви ко мне печатала письма на машинке.

Письма, конечно, были резкими: «Знайте: потенциальная энергия, скрытая в нашей мысли, обратится в кинетическую, которая всей своей мощью обрушится на темные, косные силы…»

Меня взяли 30 июня 1941 года. В первый день войны вышел указ выслать подальше всех социально опасных людей, и после двух-трех допросов меня отправили в Таганскую тюрьму, куда с Малой Лубянки перевозили всех, кого готовились высылать. Но потом, видимо, пришла команда не высылать, а сажать. Раз — и 10 лет.

Ане дали тоже 10, но года через полтора выпустили. Лену арестовали, но вину доказать не смогли. Аня про участие Лены ничего не знала, а я про нее твердо молчал. Я уже знал, что чистосердечное признание смягчает вину и увеличивает наказание.

Ценный груз

Мы были хоть и совсем юные, но достаточно умные, чтобы понимать, что получим по 10. Нормальный срок, раз уж попал — так попал, я же знаю, в какой эпохе живу. Меньше обычно не дают, а расстреливать было не за что.

Владимир Кантовский. Первый арест, 1941

Учитель Павел Дуковский

Это чертовски нудно — сидеть. Не сидеть даже, а лежать: в камере было человек 70, дышать нечем, и всем приходилось лежать один на другом. Ужаса не было, только ужасная досада, что началась война, а я, вместо того чтобы воевать, сижу в тюрьме и так хорошо изолирован от общества, что не знаю: то ли наши под Берлином, то ли немцы под Москвой.