58 с половиной или записки лагерного придурка

С некоторыми из них я потом встречался -- в этапах, в Каргопольлаге. Они были мне интересны. Я присматривался и прислушивался -- и со временем кое-что понял в "цветном народе", как они именовали себя. А еще называли себя -- с гордостью -- "босяки", "воры", а также "урки", "жуковатые", "жуки-куки" -- и "люди", о чем уже сказано. Они делятся по рангам: самые авторитетные -- "полнота", самые презираемые -- "порчаки", т.е., воры с подпорченной ре

-- 124 -путацией.***) Есть еще "полуцвет" -- приблатненные, но не всем критериям отвечающие. А есть и "суки". Сука -- существо презираемое и ненавидимое законными ворами. Он ссучился, т.е., изменил воровскому закону и пошел в услужение лагерному начальству: согласен быть комендантом зоны, заведовать буром -- бараком усиленного режима, внутрилагерной тюрьмой; даже дневальным у "кума", оперуполномоченного, согласен стать!.. Война между ворами и суками шла в прямом смысле не на жизнь, а на смерть. Пользуясь этим, администрация иногда нарочно сводила их вместе и тем провоцировала кровавые побоища -- чтобы проредить ряды и тех, и других: ведь суки были очень ненадежными и опасными союзниками. О "перековке" никто никогда всерьез не говорил и не думал. По образу мыслей и действий суки оставались такими же уголовниками, как законные воры, но не были связаны моральными обязательствами, которые -- хотя бы формально! -- накладывает "закон" на честного вора Ъ.(частое словосочетание; для блатных оно не звучит смешно). Честный вор не должен иметь с ссученным никакого дела. Если он, даже по незнанию, с сукой похавает, т.е., поест, то сам будет считаться ссученным. Что ж, и в мире нормальных людей незнание закона не служит смягчающим обстоятельством.

Воры не очень уважают убийц, "мокрушников".****) Объясняется это не природным добродушием, которого у блатных сроду не водилось. Просто не хочется лишних осложнений с милицией. А одна из самых уважаемых воровских профессий это ширмачи (или шипачи), т.е., карманники. Их ремесло требует многих качеств: высокой техники, сметливости, небоязни риска.

Терпеть не могут блатные хулиганов с их бессмысленными жестокими драками. Сами воры между собой решают споры на толкови

-- 125 -щах, которые я уподобил бы, пожалуй, закрытым партсобраниям. Убить вора можно только по приговору воровского суда.

Друг к другу настоящие босяки относятся с подчеркнутым уважением. Никаких "Петек", "Сашек", "Колек" и в помине нет. А есть, уважительно и ласково, Петро, Шурик или Сашок, Никола. Иван всегда Иван, а не Ванька (часто -- Иван-дурак; эта кличка, как и у героя сказок вовсе не свидетельствует о нехватке ума). Степан всегда Степан, а вот Сергей -Серега, Алексей -- Лёха, Леонид -- Ленчик и т.д. Я встречал Леву-жида и двух Володь-жидов; эта кличка также не означает дискриминации. Антисемитизма в воровском мире нет, каждого судят по заслугам.

Правда, когда нас на Красной Пресне выводили на прогулку -- из-за невыносимой духоты по нескольку камер сразу ( в камерах каждый день случались обмороки) -- так вот, увидев мою еврейскую физиономию во время прогулки, молоденький блатарь сидевший со своими метрах в тридцати от нас, принялся молча дразнить меня. Без слов, одной мимикой он ухитрялся совершенно отчетливо прокартавить:

-- Ой, Абрам Моисеевич! Ви-таки попали?! Что ви говорите! Какой кошмар!

Но это не по злобе, а так, для забавы. Многие из воров по-настоящему артистичны -- что, впрочем, не делает их лучше ни на копейку.

Я бы долго мог рассуждать на воровские темы, но случай еще представится.

А сейчас продолжу историю своей жизни на Красной Пресне.

После того, как воры во главе с Лехой удалились с добычей, нас тоже перевели в другую камеру. Там меня ожидала приятная

-- 126 -встреча с Юркой Михайловым, моим однодельцем, и Сашей Александровым, с которым мы подружились в Церкви. (Его фамилия почему-то произносилась с ударением на последнем слоге, Александров; так же непривычно, как Всеволод Иванов.)

Юрка и Саша немедленно согнали на пол какого-то латыша и я, с легкими угрызениями совести, лег на его место.

У Саши правая рука была на перевязи: оказалось, подрался с ворами и ему сделали "прививку" -- т.е., черканули ножом по руке. До войны он был инженером; воевал, попал в финский плен и три раза бежал из лагеря военнопленных. Каждый раз его ловили и наказывали. Невысокий, но крепко сколоченный, лицом и фигурой похожий на молодого Бонапарта, в финском лагере он доходил: был момент, когда весил всего сорок килограммов. (А в московских тюрьмах набрал прежний вес, из дому ему носили хорошие передачи).