С женщин снимается специзоляция,Гибок ГУЛАГ, несложна операция.Едет начальство для новой заботы —Белых рабынь разослать на работы.Снова сбирайте узлы и подушки,Вновь до отказа набиты теплушки,Затарахтели с решеткой вагоны,Дальше, на Север отправлены жены.Обыски, вышки, поверка, собаки,На Воркуте, ББК и в ТалагеМерзкою пастью зловонной клоакиНас поглотил «исправительный лагерь»,Перемешав с человеческой гнилью,Сделав постыдное нашею былью,Сделавши домом нам логово смрадное,Высосал жизнь, как чудовище жадное.Неисчислимы пути и дороги,Что по двенадцать часов под конвоемВдоль исходили опухшие ногиВ ветер и в ливень, морозом и зноем.На шпалорезке, на выкатке бревен,На распиловке, в столярке, в сапожной,Долгие годы с мужчинами вровень,Труд непосильный, подчас — невозможный.В сердце иссякли источники слез,Мысль застыла от мертвенной хватки,Смотрят начальником туберкулез,Астма, пеллагра и опухоль матки.Гибель — владычица, жизнь — пустяк,Даже в аду не придумали чертиТо, что придумал искусный ГУЛАГНа беспощадном конвейере смерти.Нет, не ГУЛАГ! Тот, чье имя позорноеПревосхваляют со строчек газеты;Тот лишь, чье сердце, змеиное, черноеПрячут под френчем немые портреты.Это твоими лихими наветамиБыли они пред страной оклеветаны.Лживо обрушив на мужа вину,Страшною мукой казнил ты жену.Слышал ты детские крики и плач?Видел ли ты, озверелый палач,Как приходили безвинную матьВ позднюю ночь у ребенка отнять!?Веером машет дитя проституции,Нос прикрывая изъеденный гноем;Так вот, кокетничая конституцией,Ты занялся неприкрытым разбоем.Время пройдет, эту ложь бутафорииШквалом снесет: беспощадна история,И вдохновитель безумного фарсаБудет известен до самого Марса.Кончится путь, умощенный страданием,Сдвинутся с шумом могильные плиты,И пред Особым — другим — СовещаниемВстанем мы, правдой и светом залитые.Теперь я могу снова обратиться к вопросу о сокрытии правды. Было два сокрытия. Первое — это мое, обрисованное выше. А второе — не мое, чудовищное!
«У нашего правительства было немало ошибок, были у нас моменты отчаянного положения в 1941–1942 гг., когда наша армия отступала. Иной народ мог бы сказать правительству: вы не оправдали наших ожиданий, уходите прочь… Но русский народ не пошел на это… Спасибо ему, русскому народу, за это доверие».
Отметив демагогически-лицемерную форму этой тирады, произнесенной Сталиным в честь командующих войсками Красной армии 24 мая 1945 г., А. М. Некрич в книге «22 июня 1941 г.» (М: «Наука», 1965) затем так комментирует ее: «…в это время, когда в Кремле по предложению Сталина пили за здоровье русского народа, по его же приказу лучших сынов этого народа, телами своими затормозивших сокрушительный бег фашистской военной машины в 1941–1942 гг., десятками и сотнями тысяч гнали в сталинские лагеря».
Я считаю этот комментарий абсолютно верным, но совершенно не достаточным.
Представьте себе, вот вождь признает ошибки правительства, и мы, не зная, в чем именно они состоят, восхищаемся его честностью и откровенностью. И мы благодарны ему за то, что он делится с нами своим сожалением по поводу ошибок.