5том. Театральная история. Кренкебиль, Пютуа, Рике и много других полезных рассказов. Пьесы. На белом камне

— Ты убедил меня, — насмешливо сказал Лоллий. — Старуха, торгующая медовыми сотами у стен базилики на Форуме, своими глазами видела бога Тифона: у него ослиная голова и чудовищный живот. Он сбил ее с ног, завернул ей юбку на голову, не спеша надавал звонких шлепков и, полумертвую от страха, оросил необыкновенно зловонной мочой. Она самолично поведала, как ее, по примеру Антиопы [233], посетил бессмертный. Таким образом, совершенно достоверно, что бог Тифон существует, коль скоро он помочился на торговку медовыми сотами.

— Твои насмешки, Марк, не разубедят меня в существовании богов, — возразил Кассий. — И, я полагаю, у них обличье человека, ибо именно в этом обличье они всегда предстают нашему взору — спим ли мы, или бодрствуем.

— А вернее сказать, — заметил Аполлодор, — у людей обличье богов, ибо боги существовали до них.

— О дорогой Аполлодор, — вскричал Лоллий, — ты забыл, что Диану сперва изображали в виде дерева, и немало великих богов сохраняет форму неотесанного камня. Кибелу изображают не с женской грудью, а с несколькими сосцами, как суку или свинью. Солнце — тоже божество, но оно слишком горячо, чтобы сохранять обличье человека, вот оно и преобразилось в шар; так что это — божество круглое.

Анней Мела беззлобно осудил эти ученые насмешки.

— Не следует понимать буквально все, что говорят о богах, — заметил он. — Толпа называет злаки Церерой, а вино — Вакхом. Но найдется ли на свете такой безумец, который поверит, будто он пьет и ест бога? Надо глубже постигать божественную природу. Ведь боги — различные стороны природы, и все они сливаются в единое божество, которое и есть сама природа.

Проконсул согласился с мнением своего брата и, приняв приличествующий предмету тон, определил важнейшие признаки божества.

— Бог есть душа мира, разлитая во вселенной, которой она сообщает движение и жизнь. Душа эта — зиждительный пламень, пронизывающий косную материю, — сотворила мир. Она управляет им и сохраняет его. Божество — источник движения — по самому существу своему благостно. Материя, в которую оно вдыхает жизнь, — недвижна и бездеятельна, а отчасти заключает в себе злое начало. Богу не дано было переделать природу материи. Этим объясняется происхождение зла в мире. Наши души — мельчайшие частицы божественного пламени, с которым предстоит им в один прекрасный день вновь соединиться. Стало быть, бог — внутри нас, и он пребывает прежде всего в людях добродетельных, чьи души не подавлены грубой материей. Мудрец, в котором обретается бог, становится богоравным. Ему надлежит не призывать божество, а удерживать его в себе. Что может быть безрассуднее мольбы, обращенной к богу? Сколь кощунственно возносить ему молитвы! Не значит ли это — думать, будто можно просветить его разум, изменить его чувства, переделать его на свой лад? Не значит ли это — забывать, что его неколебимая мудрость подчинена Необходимости? Бог послушен судьбе. Скажем лучше: судьба и есть бог. Веленье божье — закон и для людей и для самого бога. Он повелевает единожды, он покоряется вечно. Свободный и могущественный в своей покорности, он повинуется лишь самому себе. Всё, происходящее в мире, есть развитие его изначальных и непреложных предначертаний. Вот почему он совершенно бессилен что-либо изменить в себе.

Слушатели встретили слова Галлиона одобрением. Однако Аполлодор просил позволить ему привести несколько возражений: