5том. Театральная история. Кренкебиль, Пютуа, Рике и много других полезных рассказов. Пьесы. На белом камне

— Трудно поверить, — заявил он, — что скареды, обжоры, завистники обладают бессмертной душой. Может ли преимущество такого рода принадлежать существам косным и грубым? Не думаю. Мы оскорбили бы великих богов, допустив, будто они назначили бессмертие в удел простолюдину, который понимает толк лишь в своих козах да сырах, и вольноотпущеннику, превосходящему богатством Креза [236], но не знающему иных забот, кроме проверки счетов своих управителей. К чему, о благие боги, таким людям душа? Какими жалкими казались бы они в Елисейских полях [237]среди героев и мудрецов! Этим несчастным, которых так много на земле, нечем заполнить даже быстротекущую человеческую жизнь. Чем же заполнили бы они жизнь более долгую? Грубые души угасают вместе со смертью тела или некоторое время вьются вихрем вкруг нашей земли и затем растворяются без следа в воздушной толще. Одна лишь добродетель, делая человека равным богам, приобщает его и к их бессмертию. Как сказал поэт:

О нет, божественная добродетель
К печальным теням Стикса не сойдет
Вовек. Живи героем — и судьба
Не увлечет тебя в забвенья реку
Жестокую. И в твой последний час
Тебе на небо путь проложит слава!

Осмыслим же до конца наше положение. Всем нам предстоит умереть, исчезнуть без следа. Человек самой блистательной добродетели не избежит общей судьбы, разве только сделается богом и займет место на Олимпе, среди героев и богов.

— Но ему не дано знать, ждет ли его апофеоз, — заметил Марк Лоллий. — Нет на земле такого раба, нет такого варвара, который не знал бы, что Август — бог. Но сам Август этого не ведает. Так что наши императоры в скорби свершают свой путь к звездам, и ныне мы наблюдаем, как Клавдий, бледнея, приближается к ожидающим его за гробом почестям.

Галлион покачал головой.

— Поэт Еврипид сказал: [238]

Нам оттого земная жизнь любезна,
Что жизни мы не ведаем иной.

Все, что рассказывают о мертвых, лишено достоверности, неотделимо от разных басен и лживых вымыслов. Тем не менее я полагаю, что мужи добродетельные достигают бессмертия, о котором они имеют ясное представление. И знайте же, они получают его ценою собственных усилий, а вовсе не как награду, пожалованную богами. Да и по какому праву бессмертные боги стали бы унижать человека добродетельного, вознаграждая его? Истинная плата за то, что ты совершил доброе дело, — в нем самом; ничем иным нельзя достойно воздать за добродетель. Предоставим же грубым душам боязнь наказания и надежду на вознаграждение: это поддержит в них низменное рвение. Возлюбим в добродетели самое добродетель. Галлион, если то, что повествуют поэты о Тартаре, — правда, если ты после смерти предстанешь пред судилищем Миноса [239], ты скажешь ему: «Ты не судья мне, Минос. Мои деяния уже вынесли мне приговор».

— Каким образом могут боги даровать людям бессмертие, коль скоро они сами не обладают им? — выразил сомнение философ Аполлодор.

Аполлодор действительно не верил в то, будто боги бессмертны, и уж во всяком случае в то, что их власть над миром продлится вечно.

И он привел свои доводы.

— Царствие Юпитера началось по прошествии золотого века, — сказал он. — Нам ведомо из преданий, сохраненных для нас поэтами, что сын Сатурна унаследовал от отца управление миром. Но ведь все, что имело начало, должно иметь и конец. Нелепо предполагать, будто вещь, ограниченная с одной стороны, может не иметь границы с другой. В таком случае пришлось бы признать ее одновременно конечной и бесконечной, а это сущая нелепость. Все, что имеет исходную точку, доступно измерению, начиная от этой точки, и остается доступным измерению в любой точке на всем своем протяжении, разве только изменит свою природу; стало быть, все, доступное измерению, непременно заключено между двумя крайними точками. Вот почему должно почитать достоверным, что царствие Юпитера окончится по примеру царствия Сатурна. Как сказал Эсхил: [240]

О да, Необходимости подвластен
Юпитер, и избегнуть не дано
Ему того, что рок предначертал.

Галлион придерживался того же мнения, основываясь на доказательствах, почерпнутых из наблюдений над природой.

— Я полагаю, подобно тебе, Аполлодор, что боги царствуют не вечно; и к этому взгляду я склоняюсь, изучая небесные явления. Небеса, подобно земле, подвержены распаду, и божественные чертоги, как и жилища людей, рушатся под бременем столетий. Я видел камни, упавшие на землю из воздушных просторов. Они почернели и потрескались от пламени. Они неоспоримо свидетельствуют о небесных пожарах.