6:0 в пользу жизни

— Твою мать! Что вы меня все время ругаете, уже и сказать ничего нельзя!

Мама тут же сменила гневный тон на умиротворяющий.

— Говори, говори, Митенька, — ласково сказала она, — ради Бога, говори. Хуже будет, если ты станешь молчать.

Папа вздохнул, погладил маму по руке и уже спокойным голосом спросил ее:

— Пойдем спать?

— Пойдем, мой родной, — ответила ему мама, — пойдем, Лера тут без нас справится.

И родители, поддерживая друг дружку, медленно пошли в свою спальню.

Лера села на диван и включила телевизор на минимальную громкость, чтобы не беспокоить родителей и, в первую очередь, маму, поскольку папа, ложась спать, вынимал свой слуховой аппарат и телевизор, работающий в соседней комнате, его не беспокоил.

Однако родители, несмотря на объявленное намерение лечь в постель, успокаиваться, похоже, не собирались. Впрочем, папа вынул из уха свой слуховой аппарат, отчего стал говорить громче и, вслед за ним, громче стала говорить мама.

Лере, сидевшей у чуть слышно работающего телевизора, отлично было слышно каждое слово, сказанное в соседней комнате. Папу продолжал беспокоить откладывающийся на неопределенное время ночной сон моей жены.

— Ну как так можно, — вновь задал он беспокоивший его вопрос, — Разве в такое время ходят в гости?

Мама, уже успевшая лечь в кровать, и от этого, наверное, настроенная более миролюбиво, возразила:

— Но ведь он не к тебе в гости придет. Тебе что, будет мешать присутствие Сереженьки на кухне?

— Нет, они мне не мешают, — ответил папа.

— Ну, так ложись спать, пусть они себе говорят сколько хотят.

Папа вздохнул. Хотя мама говорила правильные вещи, он, все же, не торопился с нею соглашаться.

Между тем погода на улице портилась с каждой минутой.

Иерусалимская зима — ветреная и дождливая, как будто решила дать последний бой приближающемуся лету. Ветер иудейской пустыни, непрерывно дующий уже второй день, свистящий во всех щелях раздвижных иерусалимских окон и в неплотностях дешевых дверей, извлекающий звук из любого предмета, пригодного для этой цели, резко усилился и от его порывов сперва в начале улицы, а, затем, за ближайшим углом принимались истошно орать сигнализации припаркованных на ночь автомобилей. В довершение этого разгула стихии сверкнула молния и тут же послышался сухой треск громового разряда.

Мама испуганно воскликнул:

— Ой-ёй-ёй! Что это такое?

Папа с гордостью, как будто гром и молния были его союзниками, ответил на мамин вопрос:

— Это всего лишь гром гремит. А сейчас еще пойдет дождь. Со снегом, — добавил папа для усиления эффекта сказанного.

Эффект сказался немедленно. Мама воскликнула

— Как это Сереженька пойдет под дождем? У него, небось, и зонтика нет.

Папа подлил масла в огонь.

— Какой зонтик? При таком ветре зонтик от дождя не защищает, да и Сережа его никогда не берет.

— Ой-ёй-ёй! Надо Сереженьке позвонить, пусть лучше домой сразу идет. Такая ужасная погода на улице.

Папа, конечно, тут же согласился с мамой, но, понимая, что Сережа его вряд ли послушает, проявил осторожность:

— Пойду, предложу Лере позвонить Сереже, — и, дождавшись маминого согласия, вышел из спальни и обратился к Лере: — Давай Сереже позвоним. Смотри, какая погода на улице! Ну как он под дождем потом отсюда домой пойдет?

Лера мягко возразила:

— Папа, Сережа уже взрослый мужчина и сам способен решать куда ему идти и в какую погоду.

Папа выслушал ответ и скрылся за дверью родительской спальни, оттуда по-прежнему доносилось любое сказанное слово и было слышно как папа отчитывается перед мамой за результат своей вылазки.

— Она сказала, что Сережа сам может решить, что ему делать, — со вздохом сказал он.

— Правильно, я давно знаю, что Сережа нас не будет слушать и всегда поступит так, как считает нужным, — покорно согласилась с Лерой мама.

Родители огорченно замолчали, но время от времени из-за закрытой двери спальни раздавался то один вздох, то другой. После минуты тишины в спальне вновь прозвучал мамин голос:

— Когда Сереженька должен придти?

Папа откликнулся так, как будто он неотрывно смотрел на часы:

— Осталось десять минут.

Мама вздохнула:

— Вот он явится позже, а Лере его придется ждать Она и так, бедненькая, целый день на ногах. Саша вот уже сколько времени спит, а она мается тут из-за этого Сережи. Будто другого времени для визитов нет, — и мама вздохнула опять.

— Давай, я позвоню Сереже и узнаю, хотя бы, где он сейчас, — с надеждой произнес папа, и у Леры не было ни малейшего сомнения в том, что он вновь погладил маму по руке.

Вскоре из спальни раздался бодренькой голос папы, дозвонившегося до младшего внука:

— Сережа, это я, дедушка. Ты к нам собираешься?

Выслушал Сережин ответ, папа так же бодро сказал в трубку:

— Хорошо, — и принялся выключать телефон.

Мама нетерпеливо спросила его:

— Ну что там? Он идет?

— Идет. Сказал, что уже возле дома.

— А ты не спросил его, зачем так поздно надо ходить в гости?

— Не спросил, — ответил папа, — Ты разве не знаешь, что его лучше ни о чем не спрашивать?

— А что он тебе сказал? — продолжала допытываться мама.

— Сказал, что его ждет тетя Лера, а нам пожелал спокойной ночи.