6 ½

Родители Рея и вовсе сдали его в психиатрическую лечебницу из-за «галлюцинаций» – так они объясняли себе его потенциал. Рей, до того, как попасть сюда, лежал там дважды: беспрерывно находясь в контакте с людьми – натурально чуть с ума не сошел от постоянного ощущения крови. А родители, консультируясь с врачом, просили оставить сына подольше, раз тому не становится лучше.

«Родители».

Ещё никто на моей памяти здесь родителей не звал даже в бреду. Это заставило меня вспомнить о чём-то далёком, людском; заностальгировать.

Я и забыла, что это хорошее слово.

Это были мои чувства, мои ощущения, потому что если бы это был плод, он наверняка бы разозлился.

Четвертая

Долгое время я не могла понять, что происходит. Где я нахожусь? Почему я здесь? Что это за место?

А дальше становилось все только хуже.

Сначала появилась девушка, которая, вроде как, за мной ухаживала.

Пышное каре вьющихся медно-красных волос, сочащаяся звездным светом белизна кожи, усыпанные веснушками лицо и плечи, серо-зеленые глаза, очаровательный румянец, добрая улыбка. Она добро выглядела, добро говорила, добро смеялась – но не ответила ни на один из заданных мною вопросов.

Почему она избегает ответов?

Потом пошли странности посерьёзнее. Она сказала, что я могу называть её «Энола Гай», «Энола» или «Гай». Говорила она на чистом русском, и, не смотря на внешность, не похоже, что это её настоящее имя. Далее она объяснила правила: что я должна сказать, если хочу пить, есть или в туалет. Как мы будем проводить процедуры, с какой периодичностью. Спросила, не нужно ли мне что-нибудь прямо сейчас.

«Нужно! Скажи: где я и что со мной? Что происходит?!».

Она сказала, что на это может ответить только глава, он скоро придёт, и чтобы больше эти вопросы я ей не задавала: она не сможет ответить. И предложила вместо этого, если я хочу поговорить, поиграть в «слова».

Так я и поняла, что она – сумасшедшая.

Помню, как испугалась. Помню, как кричала, что похищение – это преступление, и меня будут искать. Помню, как требовала, чтобы меня отпустили домой.

«Энола» просто удалилась.

Меня охватил ужас.

Где я? Что происходит? Что со мной? Как долго я тут? Где мои родители? Меня ищут? Как отсюда выбраться? Что делать, если она придёт снова? Что делать, если она решит от меня избавиться сейчас?

Я металась по кровати и рыдала. Я была привязана, у меня все болело, и я понятия не имела, что со мной будет.

Что мне делать? Что делать? Что делать?

«Глава»? С ней есть кто-то еще?

Что мне делать? Что делать? Что делать?

Я лихорадочно шарила взглядом по палате в поисках какого-нибудь оружия. Они придут меня убить. Мне нужно за себя постоять.

На глаза ничего не попалось. Горячие слезы разъедали лицо. Страшно болела загипсованная рука. Простреливало в виске от каждого удара сердца. Я вытирала сопли о плечи, потому что иначе никак.

Никогда раньше я так не боялась за свою жизнь. И никогда в жизни не была столь беспомощна.

Прошло около часа, может, больше. Ни «Энола», ни «глава» не появлялись. Я немного успокоилась. Появились другие мысли.

Какой смысл им меня лечить? Оборудование вроде современное. Если это подпольная клиника и им нужны мои органы, то для чего лечат сломанную руку?

Если похитили меня ради выкупа, то почему так прямо не скажут?

Если я просто в какой-то частной клинике, то почему они не спрашивают, как связаться с моими родными по поводу оплаты?

Чем больше я думала, тем больше не понимала. В конце концов, усталость от моей бессмысленной борьбы и ожидания вытеснила страх.

От рыданий и боли я вырубилась. Когда проснулась снова, пришла «Энола Гай». Она улыбнулась, пожелала доброго утра и указала на поднос с завтраком.

Усталость никуда не делать, но страх немного отступил. Мне было все равно. Если она решила меня отравить, пусть это закончится поскорее. Я послушно открывала рот и думала, что меня травят очень вкусной овсянкой. Наверняка, она добавила больше сахара, чтобы отбить горечь яда.

Но ни после завтрака, ни после обеда, ни после ужина я не умерла.

«Энола» молча ухаживала за мной: меняла утку, перестилала белье, обмывала тело. Движения её были бережными, а улыбка казалась искренней. Я молчала и напрягалась каждый раз, стоило ей появиться. Но ничего такого не происходило: она вела себя как обычная сиделка, и удалялась за межкомнатную дверь.

Спустя три дня взаимного безмолвия, я начала игру в «слова».

Пятый

– С возвращением! – улыбается мне завобмундированием, принимая назад выданную на задание одежду. И больше ничего не спрашивает, потому что понимает: если стою перед ним сам, значит, задание выполнено.

Это лишь вежливость, но всё равно приятно.

Теперь с административными делами покончено, и можно отдохнуть, пока не назначат новое задание. Обычно я не знал, чем себя занять, но сейчас всё иначе. Мне нужно срочно поговорить с Реем.

Отдых подождёт: есть дело, которое не даёт мне покоя.

Рей открыл не сразу: не ожидал гостей, искал повязку.

– Здаров! – я привычно ткнул его в плечо. Внезапно понимаю, что за почти полтора месяца задания ни разу не говорил. Отвык.