На военной платформе кипит спешная работа: по деревянным мосткам вводят в вагоны расседланных и разамуниченных лошадей. Первый шаг труден: лошадь осторожно пробует ногами деревянный настил, а затем уже легкими прыжками входит в вагон. Некоторые упрямятся – боятся. Взявшись за руки, люди сзади подталкивают их. Лошадь сразу влетает и, перепуганная, тропотит ногами о непривычное дерево пола вагона. По рельсам канатами тянут люди на платформы орудия, зарядные ящики, передки. Тут толпа пестрая: солдаты, их матери, жены, всюду снуют ребятишки – все принимают участие в трудной работе. Яркие платки баб расцвечивают весь эшелон: на орудиях, на ящиках – везде сидят бабы.
– Вот, поглядите…
Я оборачиваюсь: друг перед другом, по-детски прижав к глазам кулаки, плачут молодая миловидная баба и ее муж, молодой фейерверкер Беликов. Так и стоят друг перед другом, и из-под кулаков текут по их лицам обильные слезы.
– Поженились недавно. Неохота им расставаться друг с дружкой, – поясняет мне, улыбаясь, старый солдат, увидав, что эта сцена вызвала во мне любопытство.
– Господин капитан, примите меня добровольцем в свою батарею… – На меня вопросительно смотрит высокий молодой человек в форме студента Института путей сообщения.
– Охотно. А где ваши вещи?
– Я вас догоню, господин капитан, я только сдам все дела по постройке, на которой я работаю. Возьмите мои бумаги.
– Зачем же мне ваши бумаги? Когда явитесь в батарею, тогда и отдадите.
– Нет, возьмите сейчас. Я тогда буду уверен, что я принят.
– Ну, давайте.
«Николай Александрович Тиличеев, – прочитал я в бумагах своего добровольца, – студент 4-го курса».
– Ваше высокоблагородие, вот еще добровольцы. Очень просят принять их. – Фельдфебель подвел ко мне трех молодых людей, по виду мещан.
– Грамотные?
– Так точно.
– Ваши бумаги сдадите старшему писарю. Как ваши фамилии?
– Соколов, Отопков, Блинов.
Обрадованные добровольцы скинули куртки и сейчас же приняли участие в общей работе.
Через несколько часов готовый эшелон вытягивается длинной колонной вагонов и платформ у перрона пассажирского вокзала. Из вагонов выглядывают лошадиные головы, из-под накинутых брезентов на платформе торчат жерла орудий.
– Трубач, сбор!
Легкие звуки сигнала в последний раз оглушают родные места. Эшелон медленно отходит, провожаемый хором раздавшихся, как по команде, при первом же повороте колес причитаний и плача родственниц отъезжающих солдат. Поезд идет уже полным ходом, а бабий вой и плач слышны все тише и наконец совершенно замирают вдали.
2. В гарнизоне крепости Брест-Литовск
Мчится поезд, стуча и громыхая, куда-то на запад, как змея изгибая свое длинное тело, то головой, то хвостом выдаваясь в сторону, то вдруг, совершенно выпрямившись, летит как стрела, все вперед и вперед – вперед к неизведанной новой жизни, тяжелой, может быть, даже страшной, но все же заманчивой и интересной.
Телеграфные столбы, как живые, мелькают в окнах вагона. На них проволока как будто играет, то опускаясь вниз, то поднимаясь, исчезает из поля зрения, ограниченная размерами окна. Будки стрелочников, шлагбаумы, бабы с зелеными флажками в руках, ребятишки и куры, пасущиеся стада, полустанки и даже небольшие станции – все проносится мимо, все остается сзади в мирной, спокойной жизни.
Поезд сбавляет ход. Стук колес все реже и реже, и вот он совсем останавливается. Большой пассажирский вокзал. Рядом, на пути, стоит прибывшая несколько раньше 5-я батарея.
– Что нового? Неизвестно еще, куда нас везут?
– Нет, ничего неизвестно.
С противоположной стороны подходит какой-то эшелон: это санитарный поезд – первое дыхание войны, которое мы ощущаем. Начинается обычная суматоха: кого-то куда-то несут на носилках, бегают и суетятся сестры, хлопочут врачи. Легко раненные один за другим вылезают из вагонов. Их сейчас же окружают наши солдаты, ведутся расспросы, рассказы, даются советы. Наши, еще не обстрелянные, с благоговением слушают уже бывалых. Время от времени из толпы раздаются возгласы удивления или сочувствия, поднимается шум, смех. Веселые, довольные, возвращающиеся назад легко раненные так и сияют. На лицах их ясно написана радость, что так быстро и легко отделались, и рядом с ними – сосредоточенно-серьезные фигуры наших бородачей, внимательно, боясь пропустить хоть одно слово, слушают повествования этих новых бывалых счастливцев.
Тут же, греясь на солнышке, прохаживается раненый командир батареи. На его лице тоже написано удовольствие: он выполнил свой долг и теперь пользуется законным отдыхом. Он ранен в плечо австрийской шрапнельной пулей.
– Австрийцы стреляют хорошо. Мы понесли крупные потери. Необходимо, чтобы орудийная прислуга не забывала засыпать промежутки между нижним щитом орудия и землей. Это очень важно: из-под щитов бьют шрапнельные пули. У нас много ранений в ноги.
– Ну, хорошо, может быть и так. На всякий случай будем помнить. Спасибо за совет.
Лошади напоены. Эшелон отходит. В дверях санитарного вагона стоит сестра милосердия с Георгиевской медалью на груди и провожает нас глазами.