6-я батарея. 1914-1917 гг. Повесть о времени великого служения Родине

Справедливо учитывая, что боевая деятельность батареи протекает в тесном содружестве с другими родами войск, полковник Б. В. Веверн описывает боевую службу своей батареи в неразрывной связи с своими боевыми сотоварищами, отмечая не только исключительную доблесть отдельных войсковых частей и в особенности русского офицера, но и не скрывая случаев малой стойкости, ослабления духа, неудачных распоряжений начальства. На примерах живой действительности выявляется огромное значение нравственного элемента.

Психологическая основа всего повествования придает книге полковника Б. В. Веверна исключительную жизненность. Непринужденная легкость изложения, красочность и во всем проступающая горячая любовь автора к своей батарее, к родной ему артиллерии и Русской армии увлекают читателя.

Книга так написана, что всякий, не имеющий даже никакого отношения к военному делу, прочтет ее с глубоким интересом.

Н. Н. Головин

От автора

Когда, утомленный тяжелой работой, я возвращаюсь с завода на свой чердак, ложусь на кровать, закрываю глаза и предаюсь своим думам, картины далекого прошлого постепенно вырастают, как из тумана, в моем мозгу, и, забыв настоящее, я вновь живу прежней жизнью.

Я чувствую на плечах у себя золотые погоны, и радостное, волнующее чувство охватывает мою душу, несет ее навстречу бесчисленным колоннам пехоты, лесам колеблющихся сверкающих штыков. Я слышу топот копыт, я вижу столбы пыли, поднимаемые проходящими мимо меня эскадронами, и чувствую близость своих родных маленьких пушек. Я пропускаю мимо себя упряжку за упряжкой и любуюсь, как наяву, своей стройной могучей батареей.

Картины быстро меняются: мои орудия уже ревут, выпуская снаряд за снарядом, с легким визгом проносятся они над моей головой, и я вижу дымки их разрывов. Воют уже осколки германских снарядов, и со свистом пронизывают дымовую завесу ружейные пули.

Кровь бросается в голову и приливает к мозгу, сердце рвется вон из груди. Я вскакиваю на ноги, открываю глаза, и перед моим истомленным, взволнованным взором… мой бедный чердак и грязная синяя рабочая куртка.

Том I

1. Мобилизация

Огненными оранжево-красными полосами осветилось на востоке дальнее небо. Зашевелились, зашелестели листья на прибрежных деревьях, легкой сыростью потянуло с широкой глади Волги-реки, окутанной белым туманом своих испарений. Сумрак ночи сильно редеет: в нем уже прояснились тени обширного лагеря, растянувшегося вдоль небольшой быстрой речки, в этом месте впадающей в Волгу. Правильными, ровными линиями рисуются ряды лошадей, двухскатных походных палаток, повозок с большими колесами, зарядных ящиков и коренастых, низких орудий.

Лагерь спит, и лишь из крайней палатки только что вылез босой чернобородый солдат и, приставив руку к глазам, взглянул на встающее солнце. Огляделся, продул блеснувшую медную трубу и, откинув назад свою голову, затрубил. Чистые мягкие звуки трубы покатились, поплыли, понеслись по реке, взвились кверху у высокого берега Волги и рассыпались в улицах большого древнего города, засверкавшего в первых лучах восходящего солнца вспыхнувшим золотом множества храмов.

Лагерь зашевелился, ожил, наполнился гамом людских голосов, конским ржанием, игрой застоявшихся за ночь коней, в нетерпении рвущихся на водопой. Ожил и город. Лихорадочной жизнью забились его артерии-улицы. Зашумел, заволновался в суете первых дней объявленной общей мобилизации старый город, носящий выступающее из тумана веков славное имя великого князя, здесь, на слиянии двух рек, поразившего сильной рукой «зверя лютого», изображение которого и поныне украшает герб этого древнего города¹.

* * *

Я приближаюсь к лагерю. Только два дня тому назад я назначен командиром вновь формируемой 6-й батареи². Хорошо это или плохо? Моя батарея, в которой я пробыл еще с юных лет, почти всю свою службу, уходит в военный поход, а я остаюсь. Судьба – нахожу я ответ. Я стараюсь не думать об этом.

С легким ржанием, повернув головы, лошади роют копытами землю, следя с нетерпением за ездовыми³, раздающими сено. Одна сорвалась с коновязи, мечется по лагерю. Люди со всех сторон бегут, ловят ее.

У палаток всюду голубые дымки: чай кипятят, усевшись в кружки у костров, прибывшие по мобилизации солдаты.

«Смирно!..»

Я слушаю рапорт дежурного фейерверкера⁴, подходит фельдфебель:

– Разрешите доложить, ваше высокоблагородие, командующий бригадой скоро приедут на разбивку лошадей. Хорошие кони прошли вчера вечером. Нам в телефонные двуколки надо бы подобрать. Вон серый стоит на отдельном колу, вот бы его нам.

– Как судьба…

В ожидании разбивки я обхожу кучки сидящих людей, попавших ко мне в батарею, и останавливаюсь перед невзрачной, маленькой, жалкой фигуркой, заискивающе глядящей мне в глаза.

– Тебя как зовут?

– Логинов, ваше высокоблагородие.

– Что делал до призыва?

– Под лодкой лежал.

– Под лодкой? Где?

– Да здесь же, на Волге. Как здорово есть захочется, пойдешь на пристань, поработаешь, а затем опять под лодку.

– Ну, а зимой же как?