6-я батарея. 1914-1917 гг. Повесть о времени великого служения Родине

– Зимой, ваше высокоблагородие, на казенную квартеру⁵. Не даром же им стоять здесь, этим квартерам? Ну, нашему брату и способно: тепло и кормят.

– А семья у тебя есть?

– Никак нет, семьи нету. Да и не годится, значит, ежели законной супруге на таких квартерах стоять.

– А водку пьешь?

– Так точно. Это можно, потому водка нашему брату кровь греет.

– Ну, а в батарее же как? На войне водки не полагается.

– Ничего, ваше высокоблагородие, потерпим.

* * *

– Ваше высокоблагородие, командующий бригадой приехал. Вас просят на разбивку лошадей.

Передо мной стоит солидный, плотный фейерверкер с небольшой остроконечной черной бородкой. Где я видел это лицо? Да, вспоминаю: окрашенный в розовую краску, чистенький, как игрушка, пароход общества «Самолет»⁶. Стол, покрытый белой скатертью и уставленный винами и всевозможными закусками. За столом кутит шумная компания мужчин и нарядных дам. Громкий, непринужденный разговор и смех людей, чувствующих под своими ногами твердую почву. Мы, офицеры, в углу блестящей пароходной столовой ковыряем вилками «стерлядку колечком» и по временам бросаем свои взгляды на шумливых веселых соседей.

– Господа купечество, – шепчет нам убирающий тарелки лакей. – Богатеющие, – тянет он уже нараспев, не будучи в силах дольше сдерживать свой восторг.

Так вот оно что! Вот почему и тут, в батарее, он как-то сразу, по натуре своей, сам поставил себя на привычное место хозяина, и люди безропотно исполняют его приказания.

– Как ваша фамилия? – На ты назвать его как-то неловко.

– Бушмакин, ваше высокоблагородие.

– Чем занимались до призыва?

– Купец-хлеботорговец.

– Я назначаю вас старшим в обозе.

– Понимаю, ваше высокоблагородие. Покорнейше благодарю, – добавил он, как бы смутившись.

* * *

– Господа командиры, кто желает получить этого зверя?

Командующий бригадой, вытянув руку, указал на громадного серого жеребца, привязанного к вбитому в землю колу. Жеребец плясал вокруг кола, поджимая под себя задние ноги, стараясь подняться на дыбки. Громадная грива частью свисла почти до земли, частью развевалась по ветру, придавая ему вид какого-то свирепого чудища. Командиры батарей по очереди отказались.

– Так, значит, в шестую?

– Слушаю, господин полковник.

Лошади вороные, серые, гнедые, всех мастей и отмастков, голодные, избитые, грязные, заполнили собой весь отведенный для бригадного формирования берег речки. Вот они, наши безмолвные и покорные спутники и товарищи в грядущей боевой жизни, полной не изведанных еще нами ощущений, тревог, волнений и резких переходов в душевных настроениях – от упадка к воскресению духа. Не раз впоследствии приходилось нам поражаться тому тонкому чутью или инстинкту, которое проявляли наши лошади в тяжелые моменты нашей боевой обстановки. Они как будто понимали всю тяжесть положения данного момента и, не жалея своих сил и жизни, с удвоенной, утроенной энергией выручали нас из надвигающейся опасности. Теперь же здесь, на коновязи, они спокойно пережевывали свое сено, отдыхая после последних своих переживаний сборных пунктов, этапов, тесных и душных вагонов, шума, крика, нахлестываний и голода. Мы же в это время вновь осматривали этих новых своих друзей, распределяли их по упряжкам и выносам⁷, отбирали в боевую часть, в резерв, в обоз.

Каждое утро, посещая коновязь, обнаруживаю излишек в 10–15 лошадей. Откуда они берутся?

– Да кто их знает, ваше высокоблагородие? Тут, ночью, разве что разберешь? Бегают какие-то лошади, а чьи они – неизвестно. Ну, наши ездовые и ловят их – утром виднее, лишь бы своих не упустить, а что чужие, так нам убытку нет, – хозяева найдутся.

Логика моего фельдфебеля Д. Ф. Додельцева обезоруживала меня совершенно, и, отобрав излишек, что похуже, я отправлял их в ведение воинского начальника, предоставляя «хозяевам», то есть формирующимся паркам и обозам, искать их у него.

* * *

Чиж, Чижик, Чижонок, Шар, Шарик, Шарообразный – все уже словари, все календари пересмотрели, а все еще не хватает кличек для прибывающих лошадей, которые должны получить имена на четыре буквы алфавита: Ц, Ч, Ш, Щ. В этом необходимом и очень трудном деле участвуют все – офицеры, фельдфебель, писаря и даже каптенармусы.

– Ну, что же? Еще только три клички осталось.

– Ширяй, – радостным голосом заявляет старший писарь Постников.

– Шикай.

– А что такое Шикай?

– Не могу знать.

– Ладно. Еще одно последнее сказание?

– Шамлет… – заканчивает этот острый вопрос фельдфебель Додельцев.

– Кончено: «Шамлет». Конь Шамлет.

* * *