Московские связи — это Виктор Поляничко, бывший второй секретарь азербайджанской компартии, который в то время работал в Москве в администрации президента. С десяти утра до восьми вечера Муталибов ждал на аэродроме, пока Поляничко выяснит, может ли президент (еще действующий президент) Азербайджана остаться в Москве. К вечеру выяснил — можно. Муталибова отвезли на какую-то пустующую дачу в Жуковке.
— Повезли меня на дачу спешиться, помыться и потом я позвонил Поляничко: слушай, ну что мне дача, давай найдем пристанище, что-то у меня сердце болит, давай я лягу в ЦКБ или куда-нибудь еще. Положили, около десяти дней я пролежал с ишемической болезнью сердца.
На третий день пребывания в больнице к Муталибову приехали жена и дети, оказалось, их прятал на своей даче один из друзей Муталибова, который потом нелегально перевез их на машине в Махачкалу, откуда они и улетели в Москву. Когда Муталибов вышел из больницы, он случайно встретил своего школьного приятеля по фамилии Новрузов. Он занимался каким-то бизнесом, у него была дача в подмосковных Соснах, и на этой даче Муталибовы прожили до зимы.
— А потом информация про дачу дошла до Баку, и у Новрузова начались проблемы. Я сказал, что не хочу его подставлять, и мы съехали. С тех пор два с половиной года, как бомжи. То у одних знакомых неделю, то у других месяц.
Пришедшее к власти в Баку правительство Народного фронта (президентом стал Абульфаз Эльчибей) охотилось на Муталибова, руководствуясь только революционной целесообразностью. В розыск по обвинению в подготовке мятежа его объявит только Гейдар Алиев — бывший первый секретарь ЦК компартии Азербайджана снова возглавит республику летом 1993 года после бегства Эльчибея.
— С Гейдаром Алиевичем мы работали, отношения у нас были очень хорошие, когда меня избрали первым секретарем, я в первую же московскую поездку позвонил ему, сказал, что зайду в гости. В тот день в «Правде» вышла статья «Алиевщина» с какими-то нелепыми разоблачениями, Гейдар Алиевич думал, что я к нему не приду, побоюсь, а я пришел, мы с ним до четырех часов утра проговорили. И когда мне Борис Карлович Пуго (тогда председатель Комитета партийного контроля при ЦК КПСС. — О. К.) обещал дать компромат на Алиева, я сказал, что не нужен мне этот компромат, потому что я азербайджанец.
Когда Алиев вернулся к власти, Муталибов через Поляничко спрашивал, может ли он вернуться в Баку. Алиев ответил, что пока рано, но он обязательно решит эту проблему, — так, по крайней мере, говорит Муталибов. Тогда в Баку уехала жена Муталибова.
— В первый же день она мне позвонила, включила телевизор на полную громкость — слушай, мол. А Гейдар Алиевич там про меня рассказывает, что я в Дагестане собираю боевиков, чтобы идти на Баку. Я все понял, вызвал жену обратно и больше Алиева не беспокоил.
Аяз Муталибов до сих пор гражданин Азербайджана. В России живет по удостоверению беженца, за границу ездит по советскому загранпаспорту лица без гражданства. В 2001 году Землячество азербайджанцев в России избрало Муталибова своим почетным президентом, но, как говорит Муталибов, после звонка из Баку организацию расформировали, и больше с московскими азербайджанцами он отношений не поддерживает, чтобы не портить им жизнь. В Баку по-прежнему хочет вернуться — недавно Ильхам Алиев провел референдум по поправкам в конституцию, среди которых — гарантии бывшим президентам. Муталибов надеется, что эти гарантии относятся и к нему, и ждет.
В начале 1990 года журналист Андрей Караулов брал интервью у доживавшего свой век в Москве персонального пенсионера Гейдара Алиева; 67-летний Алиев выглядел призраком из брежневского прошлого, говорил, что у него все позади: «Знаете, я ни с кем не хочу быть, я хочу быть сам с собой. Я хочу быть самим собой. Ни с кем не хочу, хватит... Я и так уже осложнил себе жизнь». Кто бы мог тогда подумать, что всего через три года изгнанник Алиев триумфально вернется в Баку, проруководит страной еще почти десять лет и передаст власть сыну? Параллель с Муталибовым (сейчас ему семьдесят) слишком очевидна, но еще более очевидно, что на Алиева он совсем не похож, и в Баку не вернется — никогда.
Апельсиновая аллея
Вспоминает Дарья Максимовна Пешкова
Я родилась в Неаполе, а моя сестра Марфа на два года раньше — в Сорренто. Именно там мы жили с папой, Максимом Пешковым, и дедушкой Максимом Горьким, до самого возвращения всей нашей семьи в Россию в 1930 году. Не могу сказать, что жизнь в Италии как-то сильно отпечаталась у меня в памяти, но хорошо помню несколько эпизодов.
Например, такой: в доме, где мы жили, была специальная детская столовая, с камином. Нас каждое утро кормили творогом — так, что в какой-то момент я этот творог просто возненавидела. Тайком ото всех, пока никто не видит, я выбрасывала творог в камин. Так продолжалось довольно долго, пока в доме вдруг не завелись мыши. Никто не мог понять, откуда они взялись.