66 дней. Орхидея джунглей (под псевдонимом Мэттью Булл, Элия Миллер)

— Давайте-давайте. Там вам придется поработать как следует. — Она потрепала Эмили по щеке, сказала ей, где завтра надлежит быть для отъезда в аэропорт, и умчалась вихрем. Отлично расслышав ее голос и даже привыкнув к некоторым модуляциям, Эмили тем не менее не успела толком разглядеть свою новую компаньонку. Она заметила только, что Клодия хороша собой, бела кожей и вообще составляет почти полную противоположность Эмили — коренной уроженке Запада, смуглой, темноглазой, темноволосой и молодой. Клодии было под тридцать, если не за тридцать; глаза ее на усталом, густо накрашенном лице с ранними морщинками были веселы и доброжелательны. Впрочем, это могло только выдавать знакомство с Карнеги. Что до эксцентричности, — привычны мы и к этому. После пяти лет в обществе Мэгги, которая бы, не дрогнув, прошлась нагишом перед любой аудиторией, Эмили трудно было удивить. Иное дело, что в работе такие люди трудны. Здесь главное — ничем не выдавать своих истинных чувств. Изображать овцу. «Да», «нет», «не знаю». Плюс абсолютная профессиональная компетентность. Я все–таки девчонка с Дикого Запада. Хоть и с домашним воспитанием, а и на улице, в игре и драке, была не из последних. Господи, да неужели я завтра буду в Рио? Ведь все, кроме этого, неважно!..

— Здесь все, что вам надо знать о деле, — сказала Клодия в самолете. На ней было короткое белое платье, открывавшее стройные, хотя несколько сухощавые ноги, да и вся она была поджарая, как рыба-меч. — Короче: мы покупаем комплекс старых отелей. Пригородный курорт. Отели старые, разваливаются. Наш человек, Элиот, взялся там наблюдать за работами, но по сути дела все провалил: почти разорился, подписал с банком грабительский контракт, — короче, нужны новые вложения. Я связалась с консорциумом китайских инвесторов. — Слова «консорциум», «инвесторы» и «яйца» она произносила одинаково легко, вкладывая в слово «китайский», пожалуй, даже больше презрения. — Надо успеть уладить дело, пока не поползли слухи о возможном банкротстве и все такое. Понятно, детка моя?

— О да, — Эмили скромно кивнула.

— Впоследствии надо суметь деликатно избавиться от Элиота, потому что платить ему за то, что он работает дырой в нашем кармане, я совершенно не намерена. Ты, надеюсь, со мной солидарна?

— О, вполне. Это как раз не составляет труда.

— Умница моя! И пожалуйста, развлекайся в Рио, как знаешь. Сделка нетрудная, а для дебюта ничего лучшего не подобрать. Рио — прелестный город, полный соблазнов. Делай, повторяю, все, что хочешь, но ради Бога, не вляпывайся в истории. Эта горячая кровь, это местное население и все такое. Все в белых штанах.

Эмили улыбнулась и потупила глаза:

— Знаете, Клодия, в белых штанах и вообще в штанах я разбираюсь куда хуже, чем в языках...

— Очень напрасно, деточка, — усмехнулась Клодия. — Языками они иногда действуют гораздо убедительнее, чем этой штукой в штанах... Ты успела купить что–нибудь летнее?

— Все произошло так стремительно... Я не успела сделать никаких покупок.

— Там жарко, как в аду. Серьезно. Ты с непривычки не заснешь, если только перед этим какое–нибудь волосатое смуглое снотворное не вымотает тебя до последней степени. Ты будешь получать неплохие деньги, и если бы мне в твои годы кто–нибудь устроил такую работенку — я бы выписывала чеки так, что чернила не успевали бы высохнуть. Деньги надо уметь не только зарабатывать. Их надо уметь тратить. В этом вот, что на тебе надето, ты через пять минут вспотеешь. Будешь мокрая, как мышь. Впрочем, запах бабьего пота на некоторых действует... — Она засмеялась.

Не знаю, как на кого действует запах бабьего пота, подумала Эмили, а на меня отвратительно. Сразу же по приезду куплю себе море всякого всего. И купальник, совершенно открытый купальник. Чтоб все видели. Нынче эти идиотки все ходят с силиконовыми грудями и говорят, что от умственной работы грудь портится. Я покажу им всем грудь. Я покажу им всем умственную работу. Мне, похоже, здорово повезло. И я всем покажу, как умею этим пользоваться.

До Рио оставалось лететь двадцать минут. Эмили откинулась на спинку кресла, блаженно прикрыв глаза. Они у меня увидят дикую девочку с дикого Запада.

Гигантская статуя Христа была видна с самолета. Христос стоял на горе над городом, раскинув руки. Он стоял в позе одновременно благословляющего и распятого. Впрочем, подумала Эмили, раскинешь руки благословить — сейчас же и распнут.

Она была потрясена. Каменный лик был неразличим. Но фигура была огромная, она видела это, — огромнее, чем что бы то ни было, виденное ею в жизни. Христос стоял над городом, Христос благословлял:

многокилометровые рыжие и золотые полоски пляжей вдоль лаковой, тихой глади океана;

бесконечные концентрические круги улиц, улочек, проулков, неизменно ведущих к берегу, путаных, гнутых, ломаных, полных запахов еды, пота, морской соли, распаренного тела, любви; ночных улиц, на которых всюду таится порок, страх, волшебство внезапного превращения; улиц Рио, где черт ногу сломит, потому что Бог их хранит на своей высоте;