666. Рождение зверя

Потемкин отметил про себя, что на сей раз «жопа» в исполнении мэтра его несколько покоробила. Дослушав перевод, старый Николсон захохотал, хватаясь за живот. За следующим по ходу столом некогда пламенный анархо-синдикалист, а ныне забронзовевший глашатай правящей партии Андрей Исаев пытался охаживать черноокую звезду телеэкрана Тину Канделаки, показывая ей легкомысленные картинки на своем айфоне. Компанию им составляли два полугосударственных адвоката – франтоватый гусар Михаил Барщевский и амебообразный Анатолий Кучерена. Посмотрев в сторону своего столика, Кирилл приметил, что Арсентьев, Брегоут, Капков и Собчак уже в сборе. Он добрался до базы и принялся за еду. За окнами справа проплывало высотное здание президиума Академии наук у площади Гагарина.

– Вы знаете, – сказал Потемкин, всасывая устрицу, – в начале восьмидесятых, когда начали строить этот билдинг, он был шедевром инженерной мысли. Мы с ребятами из школы ползали по недостроенному зданию и воровали оттуда стекла со светоотражающей пленкой. Потом, когда построили, выяснилось, что оно дает осадку к Москве-реке на метр в год. Секретные подвалы под лаборатории, которые у них были основой сооружения, залили бетоном. Начальника строительства посадили на десять лет. Он в колонии умер.

– Это вы так интересно рассказываете, – похвалила его Собчак и повернулась к Брегоуту: – Борис, подумайте об этом, вам оно совсем не лишне.

– Теперь за такое не сажают, – весело отреагировал Брегоут. – Вон Нодар Канчели каков прохвост! Гениальный архитектор в некотором смысле. «Трансвааль-парк» его рухнул, Басманный рынок рухнул, куча народу погибла – а ему как с гуся вода. Еще умудрился на реконструкции Большого театра полмиллиарда отхватить.

– Господа, – неожиданно сказала дива, ковыряясь в салате, – мне почему-то захотелось немедленно покинуть это место.

– К сожалению, это невозможно, Ксения Анатольевна, – откликнулся Арсентьев. – Вы же не собираетесь вплавь добираться до берега? Тем более, что, с точки зрения вашего драгоценного здоровья, плавание по сильно мутировавшей Москве-реке может привести к непредсказуемым последствиям. Не дай бог, хлебнете какой-нибудь гадости или лишай подцепите – потом несколько месяцев в свет не сможете выйти.

– Спасибо, утешили, – огрызнулась Собчак.

На сцене опять появилась Пелагея со своими бородачами, и они заиграли песню «Оборотенькнязь». На экране сменялись изображения древних храмов и икон. Так прошли Крымский мост. Было уже около одиннадцати часов, и начало понемногу смеркаться. Со стрелки Москвы-реки и Водоотводного канала на них смотрел стометровый памятник-корабль с монстрообразным Петром Первым – одним из самых нелепых сооружений времен градоначальствования Юрия Михайловича, испортившим культурный облик столицы. По другую сторону реки поднимались купола еще одного, тоже вызывающего неоднозначную реакцию детища покойного мэра – храма Христа Спасителя. Белый кафедральный собор и черные демонические формы как бы спорили друг с другом, перетягивая души проплывавших между ними людей.

– Господа, а вам не кажется, что у Петра Алексеевича глазки как-то горят? – спросила Собчак.

Капков с удивлением посмотрел на свою даму.

– Ты абсентом, случайно, не баловалась? – спросил он.

– Да при чем тут это! – возмутилась Ксения, не отрицая, впрочем, самого факта употребления 72-градусной «зеленой феи». – Ты посмотри лучше.

Кирилл тоже вгляделся. Действительно, в глазницах у монумента были как будто искры. Черное пугало приобрело совсем уж зловещие черты, как в фильмах ужасов.

– Может, они там работы по демонтажу Христофора Доминиковича проводят, – предположил он. – Его же уже решено поставить на краю Берингова пролива. Электросварочные аппараты могут дать такой эффект.

– Логично, – согласился Капков. – И, заметьте, ни копейки бюджетных средств – весь проект за счет Романа Аркадьевича.

– Не скрою, Сергей Александрович, имеется альтернативное предложение по дислокации, – сказал Арсентьев, – Остров Русский, к саммиту АТЭС. На берегу Тихого океана он будет смотреться весьма символически.

– А почему Христофора Доминиковича? – не понял Брегоут. – Это же Петр Первый.

– Изначально шедевр не имел к царю Петру никакого отношения, – улыбнулся Кирилл. – Зураб Церетели отлил его как памятник Колумбу и пытался сначала впарить американцам, потом испанцам к пятисотлетию открытия континента в девяносто втором году. Там его везде послали, а Лужков с благодарностью принял – за деньги налогоплательщиков, разумеется. И в девяносто седьмом году, в не самые лучшие для бюджета времена, эта пародия на Колосса Родосского украсила российскую столицу. Только морду лица итальянцу слегка подправили и флаги на кораблях поменяли.

– Какому итальянцу? – запутался девелопер. – Колумб же испанец.

– Ничего подобного. Он был родом из Генуи.

– Не факт, – заметил Арсентьев. – Есть версия, что он был крещеным евреем с Мальорки.

– Если с Мальорки, то, наверное, русским евреем, – рассудила Собчак, – Там, наверное, никаких других уж и не осталось.