666. Рождение зверя

– Я оказался в правильном месте в правильное время. Мировой порядок ждут кардинальные перемены. Очень скоро цивилизация будет выглядеть совершенно иначе. Главная проблема любого правителя, одержимого идеями всеобщего блага, заключается в том, что установленные им правила и предписания не соблюдаются. Один человек, сколь бы мудр, прозорлив и добродетелен он ни был, не может сам вникнуть в то, что происходит у подножия горы. У него нет сил проконтролировать вертикаль собственной власти, проследить за тем, чтобы возникающие в социуме коллизии разрешались справедливо. И чем больше государство, тем сложнее соблюсти общественный интерес и тем выше вероятность отрыва и загнивания правящего в ней слоя. Поэтому возникают различные системы надзора. Но любой надзиратель тоже подвержен слабостям, и за каждым надсмотрщиком приходится ставить другого. Так может продолжаться до бесконечности. Тоталитарный порядок и демократия с разделением властей являются полярными системами, имеющими одну базовую функцию – контроль. Но все формы контроля несовершенны, ибо несовершенна сама природа человека. Homo homini lupus est[107]. Так больше не будет. От меня невозможно скрыться, я вижу все, что происходит на земле, над нею и под нею, мне доступны помыслы каждого из живущих. Отныне править миром будут не слабые и безвольные люди, подверженные метафизическому соблазну, а существа из иной реальности. Мы переводим эту вселенную на ручное управление.

– Наш народ ждал этого четыре тысячи лет, – прошептала Беатриче. – А ты и мои мысли сейчас видишь?

– Конечно.

Беатриче зарделась. Она ведь сейчас думала о нем, о том, что теряет его, превращаясь из принцессы в жрицу. Кирилл тоже думал об этом. Он вдруг осознал, что детство прошло и любовь покидает его вместе с прежней личиной, остается в ней безвозвратно. В своей новой сущности он не сможет жить обычной земной жизнью, не сможет испытывать обычные человеческие желания. «Хотя почему нет? – убеждал он сам себя. – Ведь частью своей и вторым рождением своим я – человек. Значит, мне не может быть чуждо все человеческое». Два начала боролись в нем, перетягивая канат соединяющей их души. Он понял, что стал заложником этой борьбы, которая теперь будет продолжаться вечно, как борьба инь и ян, закрученных в одном вневременном клубке. Потемкин попытался усилием воли развести по углам ринга две сущности, но ему это не удавалось. В этот момент он почувствовал источник боли рядом с собой. Это был Гавриил, который, наконец, принес его заказ. Халдей еле держался на ногах.

– Присядьте, Гавриил. – Потемкин кивнул на свободный тюфяк у столика. – Вы, кажется, неважно себя чувствуете?

– Неужели это так заметно? – удивился халдей. – Вы что, врач? Или, может, обладаете телепатическими способностями?

– И то и другое, – спокойно ответил Кирилл.

– Вы хотите сказать, что можете определить это на взгляд?

– Несомненно. То, что я скажу сейчас, вряд ли вас обрадует, но не дайте сожалению овладеть вашей душой.

– В каком смысле? – Выражение лица Гавриила из недоверчивого стало испуганным. – Что вы имеете в виду?

– У вас панкреонекроз. Поджелудочная железа сгнила и пожирает саму себя, отравляя ядом чрево. На данной стадии это, увы, смертельный недуг. Никакой врач вам уже не поможет.

– Но как… – начал Гавриил и запнулся.

Он совсем побледнел, лицо его исказилось – от приступа боли и жалости к самому себе. Халдей почему-то сразу поверил, что этот человек сказал правду. «С другой стороны, – лихорадочно соображал он, – если он способен таким чудесным образом определеть болезнь, может, он сможет излечить ее. Всегда есть надежда на чудо».

– Да, Гавриил, – поддержал его Потемкин. – Dum spiro, spero[108].

– Ты же не дашь ему умереть, Элохим! – решительно вмешалась в их разговор Беатриче.

– Конечно, милая Бета, – улыбнулся Кирилл. – Гаврилл оказался здесь и сейчас, а здесь и сейчас ему умереть не суждено.

Он посмотрел на бокалы с водой, и вода начала быстро мутнеть. Через мгновение она окрасилась в густой цвет венозной крови. Кирилл поднял свой бокал:

– За новый мир!

Беатриче и Гавриил молча чокнулись с ним. Бета осторожно отпила глоток, а халдей осушил свой бокал залпом.

– Какое прекрасное вино! – воскликнула фея. – Что это? Как оно называется?

– У этого букета нет названия, – ответил Потемкин. – Это кровь моя. В ней источник счастья и вечная жизнь.

Халдей вдруг почувствовал невыразмое облегчение. Его боль и тревога прошли, он понял, что у него больше нет язвы, о которой говорил этот странный человек, который уже находился внутри его.

– Ми зей?[109] – кивая на Кирилла, спросил он у Беатриче.

– Это наш царь, Гавриил, – ответила фея, – И у тебя нет никакой надобности скрывать от него свою речь. Он видит не только наши слова, но и помыслы.