69 этюдов о русских писателях

Прекрасна дева молодая,
Когда, вся в газ облачена,
Несется, будто неземная,
В кругах затейливых она.
Ее уборы, изгибаясь,
То развиваясь, то свиваясь,
На разогревшуюся грудь
Очам прокладывают путь.
Она летит, она сверкает, —
И млеют юноши кругом,
И в сладострастии немом
Паркет под ножкой изнывает.
Огонь потупленных очей,
По воле милой их царицы,
Порой блеснет из-под ресницы
И бросит молнию страстей.
Уста кокетствуют с улыбкой;
Изобличается стан гибкой, —
И всё, что прихотям дано,
Резцом любви округлено...

Ну, разве не «роскошная» поэзия? «Кому нравился Бенедиктов? – спрашивал Эренбург и отвечал, – невзыскательным женам городничих». Конечно, жены и дочки млели, всем им хотелось «магнитными прелестями» привлекать к себе «железные сердца» мужчин. А еще гарцевать на жеребцах и «гордиться красивым и плотным усестом», – звучит как злая пародия, но этот испорченный вкус поэта дамочки, как правило, не замечали. Главное – «и цельный кудрявый локон твой был локон неподдельный». Бенедиктов был умным человеком и все прекрасно понимал:

Пиши, поэт! слагай для милой девы
Симфонии любовные свои!
Переливай в гремучие напевы
Палящий жар страдальческой любви.
Чтоб выразить таинственные муки,
Чтоб сердца огнь в словах твоих изник,
Изобретай неслыханные звуки,
Выдумывай неведомый язык.

Бенедиктов изобретал и выдумывал разные словесные вычуры. Придумывал неологизмы (сердцегубка, волнотечность, нетоптатель и т.д.). Прибегал к оригинальным сравнениям, к примеру, сравнивал небо с опрокинутой чашей. Много уделял внимания рифмам. Пушкин не то похвалил, не то сыронизировал, обращаясь к Бенедиктову: «У вас удивительные рифмы – ни у кого нет таких рифм! – Спасибо, спасибо!» Бенедиктов создал свой стих, прорисованный насквозь. Себя он, кстати, называл «ремесленником во славу красоты».

И, действительно, многие вещи Бенедиктова очень красивые и нарядные. И в них много звуковой мишуры – поэт был в большей степени увлечен звуками, чем красками. Всё это так, но для настоящей поэзии этого явно мало. Неистовый Виссарион и припечатал Бенедиктова:

«Стихотворения г. Бенедиктова имели особенный успех в Петербурге успех, можно сказать, народный, – такой же, какой Пушкин имел в России: разница только в продолжительности, но не в силе. И это очень легко объясняется тем, что поэзия г. Бенедиктова не поэзия природы или истории, или народа, – а поэзия средних кружков бюрократического народонаселения Петербурга. Она вполне выразила их, с их любовью и любезностию, с их балами и светскостию, с их чувствами и понятиями, – словом, со всеми их особенностями, и выразила простодушно-восторженно, без всякой иронии, без всякой скрытой мысли».

«Разгромной статьей Белинский прямиком отправил Бенедиктова в ссылку – из Центра внимания в Дом престарелых пошлостей», – так интерпретирует Евтушенко статью классика в наши дни. И выходит: Бенедиктов – всего лишь рыцарь на час. В 1910 году в журнале «Мусагет» Борис Садовский высказался еще резче, объявив Бенедиктова Чичиковым, вздумавшим взяться за стихи. И лишь другой поэт Серебряного века, Федор Сологуб, назвал Бенедиктова предтечей модернистов, за его музыкальность и певучесть.

Но это уже произошло после смерти поэта, а тогда, после оглушительной критики Белинского, Бенедиктов пытался перестроиться и повернулся в сторону гражданской поэзии, но при этом не смог выйти за либеральные рамки: «благодетельные реформы» сверху, законность, просвещение, борьба с лихоимством, «разумная» свобода печати...

Боитесь вы сорвать покров,
Где зла скопляется излишек,
И где бы обличать воров —
Вы обличаете воришек...

Но всё это говорилось умеренно, без гнева, без вспышки эмоций, поэтому Бенедиктова никак нельзя занести в ряд «отрицателей и обличителей».

В 1856 году вышло трехтомное собрание сочинений Бенедиктова. В «Современнике» Добролюбов не преминул откликнуться, что поэзия Бенедиктова «по-прежнему слагается из вычурности и эффектов, для которых канвою служат ныне нередко общественные интересы, так, как прежде служили заоблачные мечты...»

Евтушенко саркастически написал о Бенедиктове:

За овацией – овация,
а потом – вдруг ничего.
Обозналась наша нация,
приняла не за того.