Горький с трибуны предложил собравшимся помечтать о будущих пятидесяти гениальных писателях. Потом понял, что это утопия и уточнил: наметим пять гениальных и сорок пять очень талантливых. Зал Колонного загудел, каждый подумал, что в горьковский список попадет именно он. Любопытно, что Горький в своем выступлении вспомнил про Достоевского. С одной стороны, отдал ему должное, сказав, что его талант равен, может быть, только Шекспиру. А, с другой стороны, выразил неприятие Достоевского как личности, что, де, он ходит в роли «судьи мира и людей» и при этом его легко представить в роли средневекового инквизитора. Досталось Достоевскому и от Виктора Шкловского: «Достоевского нельзя понять вне революции и нельзя понять иначе как изменника». Короче, долой Достоевского! Заклеймили и писательницу Лидию Чарскую, эту «пошлую романтическую институтку», которая отравляет детей «сифилисом милитаристских и казарменно-патриотических чувств» (как вам нравится слог обвинений?).
И далее на съезде
21 августа, выступая на съезде, Леонид Леонов заявил: «Нам дано удивительное счастье жить в самый героический период мировой истории. На наших глазах будут образовываться все новые советские республики... будут создаваться все более совершенные формы человеческого общения... Наш век – это утро новой эры».
И этому «утру» верили – такова была сила тогдашнего писательского слова. Сознательно или нет, советские писатели отравили народ надеждой, посулив им светлое безмятежное будущее. Они умело подыгрывали власти. И вот уже старейший писатель Александр Ширван-Заде радостно заявил: «Не старею я потому, что живу при советской власти».
Апофеозом на съезде прозвучали слова Леонида Соболева, сказанные им 22 августа: «Партия и правительство дали советскому писателю решительно все. Они отняли у него только одно – право плохо писать».
В дискуссии о том, как надо писать и о чем, приняли участие представители трудящихся от заводов, фабрик, колхозов, институтов и разных общественных организаций. И все требовали книг из своей области: железнодорожники – о работе транспорта, военные – о Красной армии, металлурги – о проблемах металлургии, шахтеры – о добыче угля и т.д. Доярка Лазарева из Каширского района Московской области заверяла участников съезда: «Мы, доярки, обещаем вам бороться за социалистическое животноводство, а вы давайте больше книг, чтобы на них мы учились, как бороться и как побеждать».
Другая колхозница, Чабан, упрекнула писателей: «Товарищи, не в обиду будет сказано, но женщина у нас в литературе не показана той женщиной, какой она сейчас на самом деле есть (голоса с мест: «Правильно!»). Мы просим вас показать таких женщин, которые собственными руками надаивают 22 тонны молока. Просим вас показать таких женщин, которые работают день и ночь на молотилке. Мы просим вас показать таких женщин, которые лучше мужчин справляются с мешками при отвозке хлеба...»
Досталось на съезде от колхозниц и Михаилу Шолохову, которого обвинили, что он в «Поднятой целине» представил свою Лукерью, «которая все время ласкается к мужу», а надо было показать ее исключительно как «ударницу колхозного производства». Любопытно, как этот наказ 70-летней давности отражен сегодня на страницах любовных романов, где женщины только и думают о сексе, да и мужчины тоже. «Он принялся ее целовать. А целовать было много – она вся!» (это современная цитата).
Представитель Осоавиахима (была такая организация) выразил твердое пожелание, чтобы каждый советский писатель умел стрелять. «А многие ли из вас умеют стрелять? Ворошиловский значок – это значок советского писателя... А когда и советский писатель будет владеть винтовкой на все сто, тогда уже никто нас не укусит, тогда нашу родину никто не съест...»
24 августа Карл Радек выступил с докладом о современной мировой литературе и задачах пролетарского искусства. Много места он уделил фашизму и Гитлеру. «Фашисты требуют от писателя: «Ты нарисуй нам такую картину, которая покажет, как при фашизме все люди идут вперед, растут и благоденствуют».
Этот пассаж Радека все восприняли нормально, никому в голову тогда не пришло, что Гитлер и Сталин действуют одними и теми же методами, что для того и другого главным врагом является буржуазная демократия. Через пять лет, в 1939-м, будет заключен пакт о ненападении, с тайным договором выдавать друг другу (Сталин – Гитлеру, Гитлер – Сталину) демократов, инакомыслящих и мыслящих вообще. Но это уже другая тема...
Рассуждения Радека о загнивании западной литературы с радостью подхватили многие писатели, в частности, Микола Бажан сказал, что «они (это – Джойс, Марсель Пруст и Дю Гар) не знают радости, в особенности, радости свободного труда.. они не творят, они конвульсируют...»