69. Все оттенки голубого (Sixty-Nine. Kagirinaki tomei ni chikai buru)

По прибытии в Хаката я первым делом отправился посмотреть порнофильм с тремя сюжетами. Съев миску лапши и китайские пельмени, пошел посмотреть стриптиз. Когда поздно ночью я вышел их этого маленького заведения и брел по берегу реки, раздался голос старой сутенерши: «Эй, малыш, не хочешь облегчиться?» Я выдал старухе три тысячи иен, и она проводила меня в грязную гостиницу. Там меня поприветствовала другая старуха с черными кругами вокруг глаз, как у барсука. Глядя на ее жирный барсучий живот, я вспомнил о своей матери, которая, возможно, плачет, волнуясь за меня. Я и сам едва не расплакался, но совсем не из-за того, что мне предстояло расстаться с девственностью. Барсучиха повела меня за собой и раздела. Видимо, ей хотелось как можно скорей закончить, но у меня не вставал. Барсучиха была не из тех, на которую бы у меня мог встать. «Ничего не получается, – сказала барсучиха, – я раздвину ноги, ты будешь смотреть и сам себя возбуждать». Такое я увидел впервые. Не слишком соблазнительно. Я попросил барсучиху уйти, и на прощание она потребовала у меня десять тысяч иен. В подавленном состоянии я вышел из гостиницы и снова побрел вдоль реки. Я потратил уже половину своих денег, поэтому решил переночевать не в гостинице, а на вокзале в зале ожидания. У похожего на клерка мужчины в костюме и при галстуке я спросил, в каком направлении находится вокзал. Когда я сказал ему, что собираюсь переночевать там, он предложил остановиться на ночь у него. Я был настолько расстроен, что обрадовался проявленной этим мужчиной любезности и пошел с ним. Мужчина предложил мне гамбургер, но, разумеется, я сразу понял, что он педик. То, что начало происходить, не на шутку меня испугало. Я достал из сумки походный нож и вонзил его в стол. Только что он трогал меня в промежности, твердил: «Ты не против, не против?», пытался поцеловать меня в губы, но, увидев нож, задрожал. Тогда я решил, не попробовать ли вернуть тринадцать тысяч иен, заплаченных старухе и барсучихе (и еще четыре тысячи за гостиницу), но в этот момент мне страшно приспичило помочиться. ЭЙ! ГДЕ ТУТ ТУАЛЕТ? – спросил я. Трудно представить более нелепый вопрос из уст человека с ножом в руке. Как только зашел в туалет, я услышал, что мужчина выскочил за дверь. Писая, я подумал: «А не будет ли это считаться вооруженным ограблением?» – и решил, что скоро он вернется в сопровождении полицейских. «Нужно срочно бежать», – подумал я, но, как всегда бывает в подобных случаях, струя мочи не иссякала. Выскочив из квартиры педрилы, я бросился бежать. Я ушел из дома, чтобы не участвовать в марафонах, а теперь сломя голову несся по улицам. Ни на каких соревнованиях я так не бегал. Я мчался быстрее и дольше, чем требуется на любом забеге. Пока я бежал, начало светать. Передо мной оказался большой общественный парк. Я направился туда, выпил воды и прилег отдохнуть на скамейку в ожидании рассвета. Я решил, что согреюсь под лучами солнца и почувствую себя лучше. Дожидаясь восхода солнца, я задремал. Проснулся я оттого, что солнце мягко касалось моих щек, а в уши проникал какой-то резкий звук. Сквозь белый утренний туман, висевший над парком, виднелась маленькая сцена, на которой несколько длинноволосых парней настраивали свои инструменты. На сцене не было ударника, только акустические гитары с прикрепленными к ним микрофонами, значит, это был фолк-ансамбль. На площади перед станцией Синдзюку в то время часто происходили выступления фолк-ансамблей, и даже на Кюсю песни в стиле фолк становились все более популярными. Понемногу стала собираться публика. Это была настоящая фолк-музыка. Когда утренняя дымка стала рассеиваться, они начали свой концерт. Длинноволосый парень с бородой и в грязном свитере пел песни Такаиси или Окабаяси Нобуясу и Такада Ватару. На сцене висел плакат «Мы представляем Комитет префектуры Фукуока за мир во Вьетнаме». Я терпеть не мог фолк-музыку. И мне совсем не нравился Комитет за мир во Вьетнаме. Я жил в городе, где существовали американские базы, и я прекрасно знал, насколько сильны и богаты американцы. Для старшеклассника, который ежедневно слышал рев «Фантомов», звуки фолк-зонгов казались слабым пуканьем. Когда все принялись ритмично хлопать в ладоши, я смотрел на них издалека, бормоча: «Идиоты!» В промежутках между песнями они произносили речи и кричали: «Америка, руки прочь от Вьетнама!» В средней школе у нас была девушка по имени Масуда Тиёко, которая стала проституткой. Она получала премии в Клубе каллиграфии, казалась серьезной девушкой. Когда я был во втором классе средней школы, то получил от Масуда Тиёко любовное письмо, она написала, что хочется переписываться со мной, сообщила, что ей нравится Гессе и она была рада, когда на каком-то классном собрании услышала, что я тоже люблю Гессе и что было бы здорово, если бы мы могли в письмах обсуждать его книги, но я был зациклен на другой девочке и не ответил ей. Когда я был уже в первом классе повышенной школы, то однажды встретил Масуда Тиёко. С крашеными волосами и сильно намазанным лицом, она шла под руку с черным американским солдатом. Мы встретились глазами, но Тиёко сделала вид, что не заметила меня. Возле моего дома тоже жили проститутки, и я неоднократно видел, как они занимаются сексом с американскими военнослужащими. Я пытался представить, отсасывает ли Масуда