69. Все оттенки голубого (Sixty-Nine. Kagirinaki tomei ni chikai buru)

– Вы оба после школы собираетесь в университет?

Тогда Адама еще собирался поступать на медицинский факультет государственного университета, но я думаю, он не представлял, что это практически невозможно. Я точно не помню, какими были в то время мои планы, но, видимо, я вообще об этом не слишком задумывался. Тогда я уже попал в категорию людей, которые вообще не думают о будущем. Однако это не значит, что меня не волновало, что мои оценки все время ухудшаются. Это меня тревожило. Мне совсем не хотелось запороть экзамены. Это при том, что в 1969 году провалиться было большим развлечением. Студенты повышенной школы даже издали книгу с заявлениями против университетского образования. В журналах японские хиппи изображались рисующими свои яркие картины на голых телах женщин, окутанных дымкой. В демонстрациях непременно принимали участие смазливые девицы. Женщины были центральным моментом. Причиной страха перед провалом была перспектива остаться тогда без телки. И это не из-за желания обрести жену, поскольку число невест было безграничным. Парни просто не могли жить, если не получали подтверждения, что нравятся девицам.

– А ты что собираешься делать, Ивасэ? – спросил Адама. Ивасэ учился в классе, где почти никто не собирался поступать в университет.

– Не знаю, – ответил он. – Думаю, что в университет мне не попасть.

Потом он спросил о моих планах.

– Я тоже не знаю. Я мог бы пойти в художественный колледж, но, скорее всего, пойду на филфак… Впрочем, я еще не решил, – ответил я.

– Ты счастливчик, – сказал Ивасэ, беря на гитаре ля-минор. – У тебя много талантов. У Адама тоже хорошая башка. А у меня ничего нет, – грустно добавил он, продолжая бренчать на гитаре ЛЯ-МИНОР. Тогда я забрал у него гитару и взял соль.

– Ивасэ, перестань молоть чушь, – бодро сказал Адама, попивая свой кофе с молоком. – Откуда ты знаешь, что у тебя нет никаких талантов? Вспомни Джона Леннона. Что он писал в журнале «Музыкальная жизнь»? Что его считали совершенно бесталанным ребенком.

Эти слова взбодрили Ивасэ. Он опустил глаза, рассмеялся и покачал головой.

– Понимаю. Все ясно. Тем не менее вы оба останетесь моими друзьями, даже после того, как окончите университет?

И мне, и Адама стала понятна причина его грусти. Мы с Адама становились все ближе, и он чувствовал, что отходит в тень. До того как мы с ним встретились, Ивасэ был заурядным, простоватым парнем из футбольной команды, которого обожали полные уродины. После того как он стал нашим другом, Ивасэ начал читать поэзию Татихара Додзо, слушать Колтрей-на, перестал гоняться за уродинами и ушел из футбольной команды. Но не я изменил его отношение к жизни. Я был лишь одним из его приятелей. Я только познакомил Ивасэ с поэзией, джазом и поп-артом. Ивасэ окунулся в них потому, что никто не мог ему в этом помешать. Теперь зачастую он лучше меня разбирался в джазе, поп-арте, театре андерграунда, поэзии и кино. Он всегда был моим первым сообщником. Но после того как к нам присоединился Адама, он, вероятно, стал считать, что его роль слишком неопределенная и его единственной функцией является покупать для нас с Адама кофе с молоком.

Ивасэ выглядел совсем одиноким, когда спросил: «Вы останетесь моими друзьями?» Таким подавленным я давно его не видел, разве что когда мы были в первом классе. Тогда у нас был учитель классического японского по имени Симидзу. Он был мерзким типом, лупил нас по голове деревянной линейкой, если мы не справлялись с контрольными: один удар за семьдесят баллов из ста, два удара – за шестьдесят, три – за пятьдесят, четыре – за сорок. Ивасэ и еще пара учеников всегда получали по четыре-пять ударов. В конце второго семестра Симидзу объявил: «Учебный год подходит к концу. Если я буду вас правильно бить, мы не успеем пройти весь учебный материал. Поэтому отныне я буду наказывать вас не больше, чем четырьмя ударами». Все страшно обрадовались, но самые слабые студенты напряглись. «Тебе повезло, Ивасэ», – сказал он возвращая ему контрольную. Было понятно, что у него менее сорока баллов, и все рассмеялись. Ивасэ потупился и улыбнулся, но потом я видел, какое отчаяние было на его лице. Тогда я подумал, что для Ивасэ было бы лучше получить удары линейкой, чем вообще быть списанным со счетов.

– Эй, Отаки-сан здесь? – нарушил мрачную атмосферу, созданную Ивасэ, девичий голос.

В дверях появились две девушки в форме коммерческого колледжа, которые по сравнению с Мацуи Кадзуко казались гориллами, и захихикали при виде Адама. Они, вероятно, обрадовались, что в комнате хоть кто-то есть. При виде же такого красивого парня, как Адама, девицы расслабились и развеселились.

– Привет! Я – Ядзаки из Северной школы, он – Ямада, а тот – Ивасэ. Вы из коммерческого колледжа? Заходите! А что в мешке? Рисовое печенье? Угостите нас. Мы же все товарищи! – сказал я как ни в чем не бывало.