Читаем 69. Все оттенки голубого (Sixty-Nine. Kagirinaki tomei ni chikai buru) полностью

– Я тоже собираюсь в ближайшее время стать настоящей наркоманкой. Иначе просто пойду в разнос, после того как выйду замуж за Окинаву, и не стану такой же наркошей, как он, а если мы оба будем на крючке, то будем жить вместе, верно? А потом мне хотелось бы, чтобы понемногу мы от этого отвыкли.

– Вы собираетесь провести медовый месяц в наркологическом центре? – рассмеялся я.

– Правильно, Окинава, мы так и сделаем, согласен?

– Да, будет классно, если вы будете соприкасаться задницами, в них будут загонять морфий, а вы будете тем временем твердить, как вы любите друг друга.

Окинава хихикнул и сказал:

– Чушь! Кончай подъебывать. – И протер салфеткой ложечку, которую перед тем полоскал в горячей воде.

При помощи зубочистки он положил в центр ложечки из нержавейки с изогнутой ручкой немного героина, не больше спичечной головки.

– Эй, Рэйко, понюхай и заткнись, врубилась? – Он насадил иглу на маленький армейский шприц. Рэйко зажгла свечу. При помощи шприца он осторожно накапал воды на героин.

– Что, Рю, собираешься устроить еще одну вечеринку? – спросил Окинава, вытирая слегка дрожащие пальцы о брюки, чтобы унять дрожь.

– Да, знаешь, эти чернокожие попросили меня.

– И ты, Рэйко, тоже собираешься туда пойти, я имею в виду вечеринку? – спросил Окинава.

Она завернула оставшийся героин в фольгу и, глядя на меня, ответила:

– Ага, но нечего сердиться.

– Учти, я не хочу, чтобы ты надралась и трахалась с каким-нибудь черномазым, поняла?

Он держал ложку над пламенем свечи. Жидкость закипела, появилась пена и начал подниматься пар, а дно ложки почернело от сажи. Окинава медленно убрал ее от пламени и подул, чтобы остудить, как обычно делают, прежде чем подать суп младенцу.

– Знаешь, в тюряге… – начал он, разрывая ватный тампон, – в тюряге из меня сделали «холодного индюка». У меня, знаешь, были разные глюки, я не очень хорошо их помню, но я увидел своего старшего брата – я четвертый в семье, а он был самым старшим, – но я никогда с ним не встречался, он погиб во время драки в Ороку. Не осталось даже приличной фотографии, только поганенький рисунок, который сделал мой старикан и прилепил потом на семейный алтарь. И тем не менее во снах ко мне являлся брат. Тебе это не кажется странным, удивительным?

– И он что-нибудь говорил?

– Не, или сейчас я этого не помню.

Он намочил кусочек ваты размером с ноготь большого пальца в остывшем растворе, после чего погрузил острие иглы в самый центр набухшей ватки. Донесся слабый шум, какой бывает, когда младенец посасывает материнскую грудь. Прозрачная жидкость медленно заполняла тонкую полость шприца. Закончив с этой процедурой, Окинава облизал губы и осторожно выпустил из него воздух.

– Разреши мне вколоть тебе, Рю, – сказала Рэйко, – я часто делала это всем на Окинаве. – Рукава у нее были засучены.

– Ни в коем случае! Ты уже однажды промахнулась и пролетела на сотню долларов. Это тебе не рисовые колобки для пикника готовить. Отвали! Перетяни руку, Рю!

Рэйко встрепенулась и уставилась на Окинаву, пока тот доставал кожаный жгут и обматывал им мою левую руку. Я сжал кулак. Окинава протер пару раз нужное место спиртом, после чего вонзил иглу в набухшую вену. Со словами «да-да-да» Окинава спокойно нажал на поршень шприца, и героин вошел в меня.

– Ну вот, сделано. Как тебе это нравится? – рассмеялся Окинава.

Он вытащил иглу. В этот момент наркота уже проникла до кончиков моих пальцев и глухо ударилась о мое сердце. Потом у меня перед глазами поплыл белый туман, и очертания лица Окинавы расплылись. Я прижал руку к груди и поднялся. Мне хотелось сделать глубокий вдох, но дыхание стало прерывистым и дышать было трудно. Голова онемела, словно по ней перед этим колотили, а во рту настолько пересохло, что казалось, вот-вот полыхнет. Рэйко взяла меня за правое плечо, помогая подняться. Пытаясь сглотнуть хоть немного слюны с высохших десен, я ощутил тошноту, которая поднималась от самых ног. Со стоном я рухнул на кровать.

Рэйко встревожилась и начала трясти меня за плечо.

– Эй, тебе не кажется, что ты дал ему слишком большую дозу? Раньше он не слишком много ширялся, посмотри, он совсем побледнел, с ним все в порядке?

– Я всадил в него не слишком много, он не умрет, поняла? Не, он не помрет, Рэйко. Принеси тазик, сейчас наверняка блевать начнет.

Я зарылся лицом в подушку. Хотя горло у меня пересохло, слюна постоянно капала с губ, а когда я пытался уловить ее языком, меня начинало сильно тошнить.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Публицистика / История / Проза / Историческая проза / Биографии и Мемуары