69. Все оттенки голубого (Sixty-Nine. Kagirinaki tomei ni chikai buru)

– Ну и смейся дальше, проклятый наркоман! Ты просто бомж в своих вшивых шмотках, заурядный бомж! Мне надоело сосать твой вонючий хуй! Ты импотент! Рю, я продам свое заведение, а потом куплю машину, куплю героин и стану женщиной Джексона. Впрочем, и Сабуро сгодится. Я куплю трейлер, в котором смогу жить, и каждый день мы будем там устраивать вечеринки. Рю, подыщи мне такую тачку, хорошо? Окинава, ты даже не представляешь, какие длинные хуи у черных. Даже после героина они не сжимаются и пронзают меня до самой матки. А кто ты такой? Натуральный бомж! Ты даже не понимаешь, как от тебя смердит!

Окинава встал и закурил сигарету. С отсутствующим взглядом он медленно выдувал дым.

– Рэйко, тебе нужно вернуться на Окинаву, и я готов тебя сопровождать. Это будет лучше всего. Ты снова будешь учиться на косметолога. Я сам переговорю с твоей матерью. Здесь ты пропадешь.

– Не неси чушь, Окинава! Лучше проспись. И в следующий раз, когда придешь просить денег в долг, я тебе ничего не дам. «Тебе нужно вернуться на Окинаву». Это ведь тебе хочется вернуться, но и в этом случае я не дам тебе денег на дорогу. Если придешь со слезами выпрашивать у меня деньги на героин, хотя бы тысячу, я не дам тебе ни одной йены. Это тебе нужно вернуться на Окинаву!

* * *

На столбе сидел мотылек.

Вначале мне показалось, что это пятнышко краски, но пока я его рассматривал, мотылек переместился. На его пепельных крылышках виднелся тонкий пушок.

После того как все ушли, комната стала казаться более темной. И дело не в том, что свет ослабел, просто я отдалился от источника света.

По полу был разбросан разный мусор: клочья волос, которые, видимо, принадлежали Моко; обертка от пирожного, которое купила Лилли; хлебные крошки, красные, черные и прозрачные обрезки ногтей, лепестки цветов, грязные бумажные салфетки, женское нижнее белье, засохшая кровь Ёсияма, носки, окурки, осколки стекла, обрывки фольги, банка из-под майонеза, конверты от пластинок, пленки, коробка от кекса в форме звезды, коробка для шприцев, книга… Это был сборник поэзии Малларме, который забыл Кадзуо. Я приложил мотылька с черно-белыми узорами к задней стороне обложки и раздавил. Звук от жидкости, вытекающей из разбухшего живота мотылька, напоминал слабый крик.

Глава 7

– Рю, ты устал, у тебя странный взгляд. Не пойти ли тебе домой и не выспаться ли как следует?

После того как я убил мотылька, я понял, что страшно голоден, и принялся жевать оставшегося в холодильнике холодного цыпленка. Но он оказался совершенно несъедобным. От его кисловатого привкуса у меня начало покалывать язык, и мерзкий запах стал распространяться по всей глотке. Когда я попытался вытащить из горла липкий комок, меня бросило в дрожь. Даже после того, как я несколько раз прополоскал рот, мерзкий привкус не исчез, а десны были покрыты слизью. От куриной шкуры, застрявшей у меня между зубами, язык онемел.

Выплюнутый мной, облепленный слюной кусочек цыпленка уныло плавал в раковине. Решетку слива забил картофельный кубик, и теперь жир кругами двигался по поверхности грязной воды. Когда я ногтями ухватил этот кубик и вытащил его вместе с приставшими к нему сгустками слизи, вода начала уходить, кусочек цыпленка завертелся и исчез в спускном отверстии.

– Тебе следовало бы пойти домой и немного выспаться. Все эти лохи убрались?

Лилли расстилала постель. Я видел, как напряглись ее ягодицы под полупрозрачным бельем. В струящемся с потолка красном свете поблескивало кольцо на ее левой руке с граненым камнем того же цвета.

Большой кусок жареного цыпленка застрял в мойке и забил отверстие размером с однойеновую монету. На этом липком кусочке, уже разжеванном мной и частично растворенном слюной, были отчетливо видны дырочки, из которых когда-то торчали перья, и даже виднелись их остатки, казавшиеся сделанными из пластика. Запах мерзкого жира оставался у меня на руках и не исчез даже после того, как я помыл руки. Когда я вернулся из кухни в гостиную и направился к телевизору, чтобы взять с него пачку сигарет, меня охватило неописуемое чувство беспокойства. Мне показалось, что меня обнимает старуха, у которой какая-то кожная болезнь.

– Все эти лохи отсюда ушли? Рю, я сварю тебе кофе.

На белом круглом столике, изготовленном финскими заключенными и которым так гордилась Лилли, отражались отблески света. Однажды я заметил, что его поверхность отливает зеленоватым оттенком. С тех пор этот зеленый цвет стал казаться мне не просто зеленым, а близким к тому оранжевому цвету, который подрагивает на морской поверхности в лучах закатного солнца.

– Выпьешь кофе? Я плесну туда немного бренди, чтобы ты хорошо поспал. После нашей поездки мне было не по себе, и я не ходила на работу в магазин. Мне нужно было еще отремонтировать машину, она сильно поцарапана, серьезных повреждений нет, но, знаешь, и простая покраска сейчас дорого стоит, так что не знаю, что и делать. Но я еще раз попытаюсь, Рю, – поднимаясь с дивана, сказала Лилли.