6b605911e5f84b74a523a9100b3cfeb5

Десять посадочных мест, толстый водитель в засаленной кипе, касса-копилка, радио и ручка дистанционного управления дверью системы

«рычаг» – это такси маршрута Жопа – Большая Жопа.

Пассажирский комплект – минус один. За спиной водителя на двойной

скамейке сидела пожилая женщина в религиозном прикиде. Женщина

сопровождала внука лет пяти при кипе и пейсах. Пейсы короткие, кипа

вязаная, женщина суровая. Обожжённое солнцем, тяжёлым трудом

отмеченное лицо обрамлял глухой чёрный платок. В руках у женщины

была потрёпанная Псалтырь.

Машина вздрогнула.

«Ийе рацОн милефанЕха» – зашуршали листки молитвенника. Вика

закрыла глаза, склонилась к окну. Молитва прервалась. «Ежи еси на

небеси» – повернула голову и упёрлась в чёрные глаза пожилой

еврейки. Женщина ткнула в Вику Псалтырью:

– Подпоёшь? Это легко.

Улыбнулась, недобро глянув на короткую юбку девушки, и затянула:

«Ине ма тОв у ма нАим… Как хорошо, как приятно жить братьям

вместе!»

«Приехали, сейчас начнётся», – думала Вика, нелепо раскрывая рот под

известную мелодию и шифрованные слова. Пассажиры такси затянули

развесёлую дорожную, на сегодняшний день предписанную.

Пел кипастый водитель, пел аккуратный, интеллигентного вида

дядечка, пел пузатый и засаленный во втором ряду, пел худой

кадыкастый у окна, пел мужик в чёрном коротком пальто на задней

скамейке. Даже эфиоп запел и захлопал в ладоши. Не пел только

спящий богатырским сном в дальнем углу, ну и Вика. «Ине ма тов, ине

ма тов ла ла ла». У Вики выходило: «ла ла ла бли-и-ин, щас начнётся, щас начнётся, почему я забыла наушники дома-а-а-а-а!» Когда

последние «ла ла ла» отгремели, пожилая женщина подобрала юбки, резким мужицким движением подвинула жопу на край сиденья, раздвинув при этом для лучшего упора ноги, и, кивнув в сторону Вики, хлопнула водителя по плечу:

– Нет, ну понаехало, а?

Внук тряхнул пейсами в знак согласия с бабушкой. Водитель глянул на

Вику и протянул всеобъемлюще: «да-а-а».

И началось: «Израиль и так маленький, на всех гоев не хватит; если уж

приехал, то будь добр; я всё понимаю, но и своим не хватает; куда

смотрит премьер-министр? Подумай о своих будущих детях; рай на

земле; мессия постыдится заглянуть; в чужой монастырь; вали в свою

Россию; все русские бляди; врачей на мыло; дипломы куплены; водка; ассимиляция; экзистенциализм».

При всём этом разгроме только водитель испытывал некоторые

угрызения совести. Он изредка поглядывал на девушку через зеркало и

всё свое участие ограничил междометиями и двусмысленными

выражениями вроде: «С Божией помощью» и «кибенимат»*.

Обернувшись к интеллигентному дяденьке, Вика пискнула было про

сионизм и израильское гражданство. Дяденька хмыкнул и сделал

передачу пузатому-засаленному. «Ты же могла поехать в Америку, например?» – принял мысль пузатый. «При чём здесь Америка?» – «А

при том, – облокотившись на мощные, по-мужски расставленные

колени, вещал религиозный оплот государства женского полу, – при

том, что в Америке ты бы принесла больше пользы своему сионизму.

Вы, гои, приезжаете сюда и думаете, что, платя налоги и рожая солдат, помогаете развитию государства. Но ваши солдаты отказываются

служить, дети не хотят молиться, мужчины женятся на вас и забывают

дорогу в синагогу, а страна заполняется полукровками, которые за

пределы Тель-Авива не выезжают. Почему ты не перешла в иудаизм?

Почему не соблюдаешь традиции? Потому что тебе насрать. Ты как

заразная болезнь, поэтому сиди и слушай, может, такой позор заставит

тебя хоть с места сдвинуться!"

«Да уж, завтра же побегу записываться в ешиву, мерзкая ты баба».

Впереди на дороге замаячила тень. Фары выхватили силуэт

голосующего. Водитель начал сбавлять скорость.

– Тут же одно арабьё в округе! – забеспокоилась женщина.

– Арабы не голосуют, а у нас свободное место, убыток, – деловито

ответил водитель, на ходу распахивая дверь.

В проёме нарисовался худой человек, почти мальчик, глаза блестят.

Запинаясь, он начал говорить на английском. Пока путешественники

всей гурьбой продирались сквозь дикий акцент, силясь понять, к чему

клонит отрок, чёрной тенью метнулось к нему нечто и над плечом

отрока показалось дуло автомата. Водитель нажал на газ, маршрутка

дёрнулась, прогремел выстрел. Окно позади водителя разлетелось

мелкими осколками. Пассажиры охнули, но не закричали. Из-за

голосующего парня выдвинулась тень, ткнулась в темноту маршрутки.

– Что, блядь, жиды, не ссыте? – прозвучало на чистом русском.

Вооружённая армейским автоматом тень вскинула лапу, потянулась за

самой доступной жертвой – религиозной женщиной, которая сидела

аккурат напротив выхода, цапнула за руку, вытащила мордой к свету

лампочки над ступеньками.

– Фу, бля, старуха.

Женщина плюхнулась на сиденье, пейсатый ребёнок кинулся к

бабушке и зарылся у неё в боку.

Вика поняла, что ей пришел конец, и дёрнулась, вскочила в попытке

укрыться в глубине маршрутки. Её грубо схватили за лодыжки. Она

упала лицом на пол, уцепилась за сиденье. Четыре крепкие руки

потянули за ноги, развели в стороны. Защищаясь, она подвела колени к

животу, смыкая их, защищая оголившиеся бёдра, оторвала руку от