- Я не знаю, – тихо ответила та, по-прежнему избегая ее взгляда. – У него удивительно крепкий организм и невероятная жажда жизни. С такой раной он должен был бы умереть до того, как попал к нам, но он все еще жив и продолжает бороться. Я не берусь что-либо утверждать о том, чем все закончится, хотя, не буду тебя обманывать, надежды почти нет. У него началось заражение крови, а против этого мы, увы, бессильны.
- Понятно, – едва слышно пробормотала Антуанет ставшими вдруг непослушными губами, чувствуя, как кровь медленно отхлынула от лица, а откуда-то изнутри начал подниматься невыносимый холод, медленно расползаясь по венам. – Я... Я хочу его видеть, – она умоляюще посмотрела на старшую медсестру.
- Хорошо, – вздохнула та. – Иди за мной, – и, подхватив сложенное белье, направилась к двери.
Антуанет молча последовала за ней. Они быстро миновали длинный полутемный коридор с расположенными вдоль стен дверями, ведущими в палаты, где лежали раненные, пока не остановились возле одной из них.
- Это здесь, – тихо сказала Жанна. – Но прежде чем мы войдем, хочу предупредить: это...
- Я знаю, что это, – перебила ее Антуанет. Она прекрасно поняла, что собиралась сказать ей старшая медсестра. Это была палата для безнадежных. Такие палаты были в каждом госпитале и предназначались для тех, в отношении кого врачи уже ничего не могли сделать и чья судьба была предопределена, чтобы остальные пациенты не видели их мучительной агонии и могли хоть на миг забыть о бесшумно, но неотвязно следующей по пятам смерти и сосредоточить оставшиеся слабые силы на борьбе за собственную жизнь. Тем же, кто попадал в такую палату, было все равно, ибо они, как правило, были уже без сознания. И здесь, в этих четырех стенах, ограждающих их от бушующего жизнью мира, они тихо уходили в объятия вечности. Кто-то в мучительной агонии, сгорая в лихорадочном жаре и бреду, где шумел нескончаемый бой, приветствуя смерть, словно избавление, а кто-то незаметно, словно засыпая... – Палата для безнадежных, не так ли?
- Да.
- Я готова, Жанна, – невероятным усилием Антуанет выдавила слабую улыбку, превратившую ее застывшее, белое, как мел, лицо в какую-то неестественную жуткую маску. – Я готова ко всему. Я хочу его видеть.
- Хорошо, – вздохнула та и, открыв дверь, решительно вошла внутрь.
Антуанет молча последовала за ней. В комнате было почти темно. Свет единственной лампы, стоявшей на низеньком столике в углу, не рассеивал, а лишь сгущал царящий здесь полумрак, а в воздухе удушливой волной висел знакомый дух карболки, лекарств, смешивающийся с резким запахом пота, спекшейся крови и чего-то еще. Где-то в самом центре этого водоворота типичных больничных запахов клубился странный аромат. Тонкий, холодный и легкий, словно осенняя туманная дымка, и в то же время какой-то необъяснимо жестокий, жуткий и темный, словно зверь, идущий по кровавому следу, знающий, что как бы его жертва ни металась и сколько бы она ни убегала, ей все же суждено стать его добычей... и терпеливо поджидающий своего часа, скрываясь во мраке ночи. Аромат крови и цветов, с едва заметным постным привкусом воска и церковных благовоний. Запах смерти, чье незримое присутствие, казалось, пропитало все вокруг, сами стены этой комнаты, кружилось в воздухе и невидимым темным покрывалом окутывало плечи, мучая душу холодным обещанием грядущей встречи. Как старшей медсестре, Антуанет не раз приходилось работать в таких палатах, но никогда раньше она так остро не ощущала это гнетущее невидимое присутствие. Когда, кажется, даже воздух застывает в преддверии темного таинственного ритуала перехода еще одной человеческой души из мира живых в распростертые в терпеливом ожидании ледяные объятия вечности.
В комнате стояло несколько низких кроватей, на которых лежали раненые. Тихие стоны смешивались с редкими отрывистыми фразами мечущихся в бреду. Жанна быстро прошла по узкому проходу между кроватями и остановилась возле одной из них. Антуанет хотела было последовать за ней, но внезапно почувствовала, что не в силах пошевелиться. Тело сковала непонятно откуда взявшаяся ужасная слабость, по спине пронесся ледяной озноб, а колени мелко задрожали. Предметы вокруг утратили четкость, подернувшись странной черной дымкой, и медленно поплыли по кругу, а пол под ногами покачнулся. Закрыв глаза, Антуанет попыталась справиться с собой, но ничего не получилось. Тьма подбиралась все ближе, окутывая душу покрывалом отвратительно-липкого страха, который медленно поднимался откуда-то изнутри, расползаясь морозной дрожью по коже, подчиняя себе тело и разум. У нее было такое чувство, что стоит ей сделать шаг – и пол под ногами разверзнется, и этот жуткий пахнущий кровью и карболкой мрак поглотит ее навеки. К горлу подкатила тошнота.
«Немедленно возьми себя в руки! – строго одернула она себя. – Сейчас не время для слабости! Ты нужна ему! Думай об этом. Думай только о нем. А бояться и рыдать будешь, когда ему станет лучше!»