Читаем 7 дней жизни (СИ) полностью

- Ты имеешь ввиду вещие сны? Один такой сон приснился Будде, - сказал отец.

- Что за сон? - спросила мама. Я дрожащими губами произнесла то, что увидела во сне.

- Мы проиграли, император погиб. - От этих слов мама выронила чашку с супом из рук.

- Тише, Номи, это просто сон, - успокоил он нас. Родители любили меня и Нану, они ни когда не поднимали на нас голос, и если надо было что-то обсудить, то меня, как старшего ребёнка, всегда приглашали за стол советов.

- Аи, как только мы победим, плохие сны уйдут, так всегда бывает во время войны, - успокоил меня отец.

2-Nichi-me (Оставленный полк)

Сегодня 4 августа 1945 года. Как всегда меня разбудил плохой сон, но я стараюсь не обращать внимания на эти сны. До моего Дня рождения остаётся всего восемь дней. Мои подруги в школе шутили, что мне на День рождения подарят половину Китая, но после вчерашних событий, эта шутка оказалась не уместной. Теперь я мечтаю об успешно оконченном сражении, и о том, что бы все мои кошмары закончились. Одевшись, я выхожу на кухню, отца дома нет, а мама и сестра сидят за столом, ждут меня.

-Привет веем, говорю я.

-Доброе утро Аи, как спалось? Спрашивает мама. Чтобы не расстраивать маму, я говорю, что спала как убитая, хотя в военное время эта шутка имеет другой оттенок. Радио молчит, а значит, мама не включала его, чтобы не расстраиваться.

-Где папа? Спрашиваю я.

-Как всегда в своём госпитале, отвечает мать. Я вдруг вспоминаю мистера Отошимо, которого я видела в папином госпитале, как он там. Ну ладно, когда отец придёт домой, он всё расскажет.

-Мам, я пожалуй посижу сегодня с Наной, говорю я матери.

-Твоя сестра самый тихий ребёнок в мире, так что дополнительно ухода не требует, говорит мама. Я смотрю на Нану, она, не понимая нашего разговора, наверное, это к лучшему, ни хочу, что бы она знала про эту войну, ест рисовую кашу, и глядя на меня улыбается. Дорогой дневник, если мы не выживем, и если не приведи Будда, сюда придут американцы, хочу что бы моя сестра осталась жива, так как я люблю её. По-прежнему стараюсь не думать о войне и об американцах.

Отец сегодня вернулся к обеду, и он чем-то расстроен, долго не решался с нами заговорить, и мы не хотели его беспокоить, и наконец, он объявил - «Гитлер сдался». Конечно же Гитлер капитулировал ещё в начале мая, но до Японии эта новость дошла только сейчас, а значит, так же как и то, что мы остались без союзников.

-И чего тут такого печального? Спрашивает мама.

-У нас не осталось союзников, а из-за океана ни слуху не духу, ответил отец. Я понимаю, что дело серьёзное, мои молитвы не были услышаны, наши войска остались без поддержки, и теперь только одним богам известно, что с нами будет.

-Люди в Токио уже готовятся скрываться в бомбоубежищах, сказал отец.

-Американцы не могут сюда долететь, слишком далеко, говорю я.

-Я на это надеюсь, дочка, сказал отец, и пошёл в свою комнату. Я сажусь возле отца, обнимаю его, хотя японцы предпочитают сдерживать свои чувства, я всё же люблю родителей, и переживаю вместе с ними. Дальше мы говорим о политике Японии, отец тихо говорит, что после того как мы присоединились к Германии со своими интересами, он начал не доверять императору. Страна всю свою сознательную жизнь не вылезала из гражданских войн, пора уже честь знать.

-Пап, а у нас есть бомбоубежище? Спрашиваю я.

-Да, если случится беда, оно есть, и мы все там спрячемся, и будем молиться о спасении, сказал отец.

Опять плохие мысли лезут мне в голову. Я что бы выбросить их из головы выхожу на улицу. Во дворе ни кого, наверное, все соседи сейчас сидят дома, и слушаю радио.

-Привет Аи, слышу я чей-то голос за спиной. Это господин Отошимо, немного раненый, но всё же такой радостный, возвращается в свой дом.

-Мистер Отошимо, вы знаете новость? Спрашиваю я. Он мрачнеет, значит, знает, что мы остались одни в борьбе с американцами, и не знаем, как теперь быть.

-Да знаю, главное, что нас теперь не привяжут к этому подлецу Гитлеру, ответил Отошимо. Эта новость, наверное, расстроила весь город, поэтому люди не гуляют по улицам. Побыстрее бы выходные закончились, и я пойду в школу, и не буду думать ни о чём, кроме уроков. Кто-то хватает меня за край юбки, это Нана, она вышла на улицу покачаться на качелях. Я обнимаю её, и веду к её любимой качели, хотя у самой ноги как ватные, но что бы, не произошло здесь, я не должна лишать Нану ни капли детства, даже если мы завтра умрём. Вдруг Нана поднимает голову к верху, и на что-то указывает пальцем.

-Это самолёт Нана, говорю я. Ещё одни камикадзе полетели за океан, думаю я. Все наши солдаты покинуты там, помощи ждать не от кого, отец был тогда прав, осуждая императора за то, что он повёлся на уловку Германии.

Перейти на страницу:

Все книги серии Дневники

Дневники: 1925–1930
Дневники: 1925–1930

Годы, которые охватывает третий том дневников, – самый плодотворный период жизни Вирджинии Вулф. Именно в это время она создает один из своих шедевров, «На маяк», и первый набросок романа «Волны», а также публикует «Миссис Дэллоуэй», «Орландо» и знаменитое эссе «Своя комната».Как автор дневников Вирджиния раскрывает все аспекты своей жизни, от бытовых и социальных мелочей до более сложной темы ее любви к Вите Сэквилл-Уэст или, в конце тома, любви Этель Смит к ней. Она делится и другими интимными размышлениями: о браке и деторождении, о смерти, о выборе одежды, о тайнах своего разума. Время от времени Вирджиния обращается к хронике, описывая, например, Всеобщую забастовку, а также делает зарисовки портретов Томаса Харди, Джорджа Мура, У.Б. Йейтса и Эдит Ситуэлл.Впервые на русском языке.

Вирджиния Вулф

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Дневники: 1920–1924
Дневники: 1920–1924

Годы, которые охватывает второй том дневников, были решающим периодом в становлении Вирджинии Вулф как писательницы. В романе «Комната Джейкоба» она еще больше углубилась в свой новый подход к написанию прозы, что в итоге позволило ей создать один из шедевров литературы – «Миссис Дэллоуэй». Параллельно Вирджиния писала серию критических эссе для сборника «Обыкновенный читатель». Кроме того, в 1920–1924 гг. она опубликовала более сотни статей и рецензий.Вирджиния рассказывает о том, каких усилий требует от нее писательство («оно требует напряжения каждого нерва»); размышляет о чувствительности к критике («мне лучше перестать обращать внимание… это порождает дискомфорт»); признается в сильном чувстве соперничества с Кэтрин Мэнсфилд («чем больше ее хвалят, тем больше я убеждаюсь, что она плоха»). После чаепитий Вирджиния записывает слова гостей: Т.С. Элиота, Бертрана Рассела, Литтона Стрэйчи – и описывает свои впечатления от новой подруги Виты Сэквилл-Уэст.Впервые на русском языке.

Вирджиния Вулф

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза