«Получай, жалкое отродье!»— крики были слышны от одного из домов. Вместе с этим повсюду раздавалось: «Ха-Ха Хи-хи».
Степа присмотрелся, а там была девичья кукла в красном бархатном платье с кружевами на концах. Поверх платья был белый фартук. Лицом она почти не выделялась, но её глаза… Это нечто! Голубые очи, словно утреннее небо, а блики в них были перистыми облачками…
Степу переполняли эмоции: злость, сострадание, отчаянье и решимость.
Он крикнул самым угрожающим тоном, который смог создать:
— За что вы так с бедной девочкой?!
— Девочкой? Это жалкая, как и ты, кукла. Иди полюбуйся на брата, страшила! — поступило в ответ Степе. Кукла полетела ему в ноги.
После безжалостных издевательств человеческого отродья она совсем была испорчена.
— Пошли домой, бедняжка, — сказал Степа и прижал куклу к груди. Свет на глаза игрушки лёг, подобно слезам.
Вернувшись домой, он спрятал куклу в зале под диван, на котором он спал. Дед вряд ли мог заметить её, ведь не так часто заходил в зал: телевизор он смотрел на кухне, а свободное время проводил у себя в комнате за книгами или рукоделием. Дождавшись вечера, Стёпа лег спать как можно раньше, сославшись на усталость глаз из-за телевизора.
— Тебя надо ограничить в нем, а то зрение хуже моего будет! — сказал
Дедуля, выключая свет в зале и уходя в свою комнату.
Стёпа проснулся в районе часа. Перевернув календарь, он принялся за дело. Тихомолком он встал с дивана и на цыпочках подошёл к телевизору, под столешницей которого стоял тот ящичек с машинкой, а вместе с ней и ткань.
В комнате стояло тяжелое напряжение: Степа был взволнован и весь переживал, боясь, что дедушка проснется. Столешница соскользнула с пальцев мальчика и ударилась о его ножки! Он быстро спрятал сбоку стола швейный станок и прыгнул под одеяло, имитируя сопение.
Полежав так минут 15, он встал и попробовал снова раздвинуть стол. В этот раз обошлось без происшествий. Поставив швейный набор на стол и забрав куклу, он пошёл на кухню за уксусом, но нашёл только белизну, посчитав, что та сможет оттереть грязь и пасту с лица бедной куколки. Воспользовавшись тряпкой с кухни и отбеливателя, мальчик оттирал игрушку, и через минут 10, наконец-то, да! Ему удалось это сделать. Но есть одно «но»… На платье попал отбеливатель. Его уже не будет смысла отстирывать и зашивать, теперь только отправить на помойку.
Расстроившись своей неловкостью и неуклюжестью, он начал разбирать одежку: он отсоединял каждую пуговку, доставал каждую ниточку и сохранял каждый целый кусочек ткани, каждое кружево и бантик.
Закончил возиться с тканью Стёпа к рассвету. «Через час уже и дедушка встанет, пора заканчивать», — подумал Степа. Его глаза уже слипались, но он отделил и рассортировал всё, а лишнее выкинул в урну. Убрав всё за собой, спрятав куклу, он лег спать, досыпать свои часы.
— Подъем, паренёк, уже давно солнце встало, негоже спать до обеда юношам, — покачивая Степу, бормотал Петр Семёнович.
Кое-как дедушка раскачал мальчика. Со слипшимися глазами мальчик сел, посмотрел на календарь и в панике проверил куклу.
— На месте, — сказал Степа, смахивая холодный пот со своего лба.
Покачиваясь из стороны в сторону, одевая майку, он направлялся в ванную, чистил зубы, в то время как вокруг его ног терлась Бит. Позавтракав с дедушкой, как всегда, вкусной кашей, он пошёл в зал листать каналы в надежде найти передачу про шитье, но это было безуспешно. За окном было серо и пасмурно, дел не было, да и делать особо ничего не охота в такую погоду. Надев свою старую синюю куртку, которую Деда называл «не жалко», он пошел прогуляться, подышать запахом влажной травы и опадающей листвы. У себя во дворе мальчик гулял очень редко, лишь утром в будни, пока соседские дети были в школах или детских садах. А сейчас у детей каникулы: никакой учебы, поэтому Стёпа ходил гулять в лес, точнее в кленовый лес, в который можно было попасть, лишь пройдя сосновый бор. Деда всегда в нем прогуливался, когда начинал заболевать, и, как по волшебству, на следующий день был здоровенький. Место было и правда волшебное. Жаль его. Хотел бы я ещё раз побывать в нем. С игл сосен падали капли оставшейся влаги. Городским не понять чувств, что испытываешь в этот момент: когда просто идешь и любуешься без какой-либо нужды, просто бродишь, просто живешь, просто наблюдаешь за перебегающими белками и куда-то спешащими ежиками. Тот переход и вправду красивое зрелище: резкий переход из высоких стволов и зеленых верхушек в сказочный мир оранжевых красок с летящими по легкому ветру листьями, которые так и бегут к нему на встречу.
Подкидывая опавшие листья ногами, Степа почти дошёл к «Большему клену». Про него никто не знал, кроме самого мальчика. Это было его местом. Оно было его, пока не заметил там одну девочку, что за три года не видал даже в собственном дворе. У неё были румяные щечки, красивые голубенькие глазки, варежки на резинке и красный пуховик, а в руках была книжка «Алые паруса». На её рукавах спокойно лежали коричневые волосы.