7 и 37 чудес

Очевидно, Пасаргады и не предназначались для постоянной жизни там царя и двора. Раскопки на этом холме обнаружили громадную каменную платформу, к которой из долины поднимаются две широкие лестницы. У подножия холма найдены остатки небольшого дворца и башни, известной в тех местах под названием «тюрьма Соломона» (еще одно свидетельство стремления приписывать все непонятное знаменитым именам). К югу от Пасаргад, посреди пустынной равнины, стоит простое каменное строение на ступенчатом основании. Это гробница Кира.

Остатки дворца в Пасаргадах говорят о том, что он был временным жилищем. Вернее всего, Кир намеревался построить там настоящий дворец, но за войнами и походами было недосуг. Сын его Камбиз покорял Египет и старался сохранить империю отца – ему тоже некогда было достраивать Пасаргады. Добившись власти, Дарий сначала обратил внимание на Пасаргады и начал строительство там, но, построив временный дворец из сырцового кирпича, забросил работы.

Прошло несколько лет, прежде чем Дарий отыскал другое место для дворца: величественные террасы, спускающиеся от горы Рахмед к реке Пульвар, в пятидесяти километрах от нынешнего Шираза.

Там был храм и, возможно, небольшой город, основанный Киром. Имя «Персеполь» – «город персов» – дано новой столице греками, и известно оно нам из записок Клитарха, историка Александра Македонского. Персы, очевидно, называли его Парсой.

Древний персидский обычай возводить святилища на холмах соблюден и в Персеполе. Террасы, на которых расположен город-дворец, город-святилище живого бога – царя царей, укреплены громадными каменными глыбами, выровнены, замощены и соединены широкими мраморными полированными лестницами, обрамленными барельефами – однообразными, скучными, но величественными. Все здесь подчинено одной цели – подавить зрителя не только богатством и могуществом царя царей, но и организованностью, порядком этого государства, где все подчинено единому плану, единой воле.

В ахеменидской Персии трудилось множество художников и ремесленников, свезенных со всех концов мира. Когда Александр Великий подошел к Персеполю, он увидел у дороги громадную толпу изувеченных людей – это были попавшие в плен к персам греческие художники, скульпторы, резчики. Чтобы они не убежали, их жестоко калечили: лишали части тела или лица, ненужной при работе. У одних художников были отрублены левые руки, у других – ступни ног, носы, уши. Изуродованных греческих мастеров в Персеполе оказалось более восьмисот. А ведь кроме них на строительстве дворца работали египтяне, мидийцы, вавилоняне, иудеи, набатейцы, армяне – все те племена и народы, чья судьба была сломлена персидским завоеванием. Но вряд ли найдется другой дворец в мире, в котором столь четко и последовательно проводилась бы центральная идея – идея персидского могущества. Здесь воля иноземных художников была начисто подавлена главной задачей, и нетрудно представить себе, что помимо мук физических изуродованные художники испытывали муки моральные: заказчику и хозяину нужны были лишь их техническое умение и ремесло, но никак не творческое начало. Следствие этого – пилоны и стены лестниц, украшенные бесконечными, мастерски и точно выполненными, но однообразными барельефами, которые повторяют в основном один и тот же мотив: царь царей на троне и вереница одинаковых воинов, одинаковых данников, одинаковых подданных. Даже по тому, что сохранилось от Персеполя, очевидно полное торжество ранжира, порядка и солдатского строя.

Последовательность идеи более всего проявляется в главных зданиях сооружений Персеполя – зале приемов – ападане – и тронном зале.

Ападана – квадратный зал, настолько громадный, что во время торжественных аудиенций в нем размещалось десять тысяч человек. Кровля зала, находившаяся на недосягаемой высоте семиэтажного дома, поддерживалась семьюдесятью двумя колоннами. Колонны персепольского дворца были изобретением ахеменидских архитекторов – Египет или Эллада подобных им не знают. Это прямые каменные столбы, вырастающие из высоких мягко скругленных баз и заканчивающиеся в высоте импостами – капителями в виде львиных или бычьих фигур, соединенных спинами. Колонны не отступали к сторонам, как принято, чтобы открыть перспективу пространственного объема. Они стояли равномерно по всему залу, подобно лесу, отчего терялась перспектива и получался застывший, окаменевший лес, который придавал дополнительную статичность дворцу, где время должно было послушно остановиться у ног владыки мира.

Неудивительно, что археологи не могут до сих пор найти ответа на, казалось бы, элементарный вопрос: а где же в этом зале место царского трона? Зал одинаков со всех сторон, он сам по себе мир без конца и начала, трон мог стоять везде и нигде. Высказывались даже предположения, что залы Персеполя – сокровищницы, как бы музеи награбленного и свезенного со всего мира добра.