Читаем 7 интервью о научной журналистике полностью

Мир науки, мир ученых – это единственный мир, который расширяет твой разум до бесконечности.

– Какие еще особенности у научной журналистики 21 века?

– Учиться надо, это единственное. Читать надо, но не в Интернете и не электронные книги. Вот в метро едешь – не читают, и это беда. Дело в том, что это как чистописание: вот отменили в школе чистописание, казалось бы, ничего страшного, а на самом деле – это отработка определённых человеческих качеств. Во-первых, когда идет чистописание, ты не можешь писать неграмотно. Когда ты пишешь грамотно, ты лучше понимаешь, чем человек, который неграмотен. Когда ты можешь критично относиться к тому или иному литературному произведению, иметь свою точку зрения – не точку зрения, выложенную в Интернете или в шпаргалке – это развивает тебя. То же самое происходит с научной журналистикой. Современные таблоиды ее просто боятся. Потому что для того, чтобы писать грамотно, надо много знать, надо учиться, надо готовиться. Я могу сочинить любой материал для любого таблоида, могу придумать все, что угодно. Это не проблема. Например, что у кого-то вырос хвост. А для того, чтобы рассказать, как вырос хвост у ящерицы или как вырастают рога у оленя, нужно изучить этот вопрос: здесь начинается биология, надо вникать, так просто не ответишь на этот вопрос.


– Кроме того, что научную журналистику боятся, какие у нее еще есть проблемы сегодня?

– Отсутствие знаний. В то время, когда я начинал, молодежь была гораздо образованнее, чем сегодня, это очень печально. Я могу это совершенно спокойно доказать, даже вас спросить. Кто такой Келдыш, Пилюгин? Я могу задавать вам вопросы, на которые вы не сможете ответить. А раньше этого не было. Меня убила одна вещь: происходит подмена понятий. Однажды я спросил у студентов, кто первый у нас полетел в космос. У нас, говорят, Юрий Гагарин. А вообще, в мире, кто первый полетел? И тут мне сказали, что первым полетел американец. Почему мне так ответили? Потом я понял. Появилась возможность ездить по миру, и вот та девушка, которая мне так ответила, а она была в Вашингтоне и наверняка зашла в институте в музей, а там висит большой плакат: «Первый американец в космосе Алан Шепард». Правильно, первый американец в космосе. Он полетел через 20 дней после Гагарина и всего на 15 минут. Далее на плакате было сказано, что первым полетел Гагарин, но она запомнила только эту фразу. Происходит подмена понятий. Школа не дает фундаментальных знаний. Раньше молодежь была более образованной. И многие стремились стать космонавтами, инженерами, физиками, ядерщиками. Ну я думаю, что это временное явление. А сейчас финансисты, менеджеры, банкиры и прочее. Что такое менеджер? Чушь! Нет такой профессии. Люди этих профессий ничего не могут создавать в стране. Кто-нибудь мне может доказать, что банкир что-нибудь создает? Нет. Создают инженеры, ученые, рабочие, колхозники, фермеры. А эти ничего не создают. А значит у них примитивное образование. И вот бороться с примитивизмом очень сложно. Поэтому расплодилось так много гламура. Нас приучают смотреть в чужие окна.

Перейти на страницу:

Похожие книги

«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]

Представление об «особом пути» может быть отнесено к одному из «вечных» и одновременно чисто «русских» сценариев национальной идентификации. В этом сборнике мы хотели бы развеять эту иллюзию, указав на относительно недавний генезис и интеллектуальную траекторию идиомы Sonderweg. Впервые публикуемые на русском языке тексты ведущих немецких и английских историков, изучавших историю довоенной Германии в перспективе нацистской катастрофы, открывают новые возможности продуктивного использования метафоры «особого пути» — в качестве основы для современной историографической методологии. Сравнительный метод помогает идентифицировать особость и общность каждого из сопоставляемых объектов и тем самым устраняет телеологизм макронарратива. Мы предлагаем читателям целый набор исторических кейсов и теоретических полемик — от идеи спасения в средневековой Руси до «особости» в современной политической культуре, от споров вокруг нацистской катастрофы до критики историографии «особого пути» в 1980‐е годы. Рефлексия над концепцией «особости» в Германии, России, Великобритании, США, Швейцарии и Румынии позволяет по-новому определить проблематику травматического рождения модерности.

Барбара Штольберг-Рилингер , Вера Сергеевна Дубина , Виктор Маркович Живов , Михаил Брониславович Велижев , Тимур Михайлович Атнашев

Культурология
Философия символических форм. Том 1. Язык
Философия символических форм. Том 1. Язык

Э. Кассирер (1874–1945) — немецкий философ — неокантианец. Его главным трудом стала «Философия символических форм» (1923–1929). Это выдающееся философское произведение представляет собой ряд взаимосвязанных исторических и систематических исследований, посвященных языку, мифу, религии и научному познанию, которые продолжают и развивают основные идеи предшествующих работ Кассирера. Общим понятием для него становится уже не «познание», а «дух», отождествляемый с «духовной культурой» и «культурой» в целом в противоположность «природе». Средство, с помощью которого происходит всякое оформление духа, Кассирер находит в знаке, символе, или «символической форме». В «символической функции», полагает Кассирер, открывается сама сущность человеческого сознания — его способность существовать через синтез противоположностей.Смысл исторического процесса Кассирер видит в «самоосвобождении человека», задачу же философии культуры — в выявлении инвариантных структур, остающихся неизменными в ходе исторического развития.

Эрнст Кассирер

Культурология / Философия / Образование и наука