7. Найм

Ивашко? «Сильно выпить захотелось. А ты не велишь».

Сухан? Всякое внушение имеет срок действия, спадёт с него «заклятие волхвов» — и что тогда?

Да вообще — у любого и каждого здесь есть или могут возникнуть причины сунуть мне нож под ребро. С Кудряшком мне, как это не парадоксально звучит — повезло. Я всегда ждал от него гадости, я всегда был по отношению к нему насторожен и внимателен. Хорошее напоминание.

Пугачёв носил под одеждой панцирь. Когда один из его приближённых казачьих атаманов ударил его во время конной прогулки копьём в спину — это спасло ему жизнь. Инцидент списали на пьяное веселье. А сподвижника удавили ночью.

Надо бы и мне какую-то «кольчужку на голое тело» подобрать…

Многие годы носил я под одеждой кольчугу, особливо на путях будучи или в собраниях. Бывало так, что месяцами не снимал, бывало — и спал в железе. Другая же защита моя во внимании, в привычке, уж и неосознаваемой часто, смотреть на движения людей вокруг, на руки их. На взгляды, на оттопыривающуюся одежду, еду проверять, не садиться у окна или дверей, но видеть их… Многие приёмы есть. Дабы голову сохранить — надобно ею по сторонам крутить.

А по возвращению в Пердуновку случилась у меня небольшенькая радость: Беспута заявилась.

– Батюшка велел поклон низкий передать да спросить: поздорову ли боярич? Хорошо ли в поход сходил, да не надобна ли помощь кака?

Чтоб Всерад до такой вежливости додумался — не поверю. Тут чисто разведывательная операция коллективного разума: уточнение и проверка информации. «Пауки» нервничают: а не начну ли я за дела их взыскивать? Прошлый-то раз мне с их веси пришлось бегом бежать. Вот девку и подослали. Только агент — не только приёмник информации, но и её источник. При умелом обращении и к взаимному удовольствию.

– А пойдём-ка, красавица, во лесок. По-беспутничаем.

У этой девки ярко выражено характерное свойство многих женщин — если рот не занят, то говорит она непрерывно. А зачем мне ей рот занимать? И другие позы есть.

Сначала-то, конечно, обычный рефрен:

– Ай! Ты чего так сходу! Больно ж. Я ж не готовая ещё. Ты б хоть поговорил бы…

– Ты сюда двенадцать вёрст шла. Что ж не приготовилась? Знала ж — чего будет. А говорить мне с тобой не о чем. Сама расскажешь.

И точно — дальше я только заправлял да направлял. Беседу её направлял. Наводящими вопросами.

Парадокс крестьянской жизни: насколько крестьянину в его труде приходится планировать наперёд свою деятельность, предвидя за полгода-год тот же сев или потребный запас дров, настолько же крестьяне беспомощны в прогнозировании проблем социально-политических. Я тут Уэллса как-то вспоминал — таки «да».

После набега пруссов и моего конфликта с «пауками» по селению ходили самые странные слухи. Что я приду со своими и рябиновскими и всё селение вырежу. Что я ушёл в Елно — войско у князя просить против «пауков». Что князь войска не дал, а я пошёл поганых звать. Что нас с Акимом в Елно схватили, пытали и головы отрубили. Что встретилась нам на путях святая женщина прямо из Святой земли, покропила нас святой водой, и от того пошли мы с Акимом по святым местам грехи замаливать. Что черти водяные на нас напали, напоили допьяна и к себе утащили…

Слушать весь этот трёп под ритмические толчки в Беспуту было… забавно. Пейзане выражали в слухах своим тайные мечты: «Чтоб его не было». Но я — есть. А они впустую потратили кучу времени.

Трижды собирали сельский сход и так ни до чего не договорились.

Одни упорно толковали, что надо уходить на новые земли.

– Но надо сперва собрать урожай… И обмолотить… Ежели будет на то божье соизволение… А тама дожди пойдут… А куды ты в дождь пойдёшь? А тама снег ляжет. И чего? Вымрем же на холоду-то… И опять же: хлеба сеяли мало — стал быть и мало соберём. А что было хлебушка в закромах общинных — в Рябиновку увезено. Вот кабы по весне все поля хлебом бы засеять, то на ту осень… если бог даст… Накось выкуси! Все поля хлебом… а семена откуда? Эт, почитай весь нонешний урожай — на посев пустить! А жрать чего будешь?

Были экстремисты, которые призывали «сжечь к хренам» и Рябиновку, и Пердуновку, и заимку мою.