Мы любим читать о подвигах. Представлять себе, как мы, также как герой, что-нибудь удивительное, славное сделали бы. Себя в героях представить нетрудно. Трудно представить себя на пути, который привёл героя к его подвигу. Когда бегун рвёт грудью финишную ленточку, а потом на эту грудь вешают олимпийскую медаль — все понимают, что до этого славного момента были тренировки. Вот такими общими словами и представляют. А как это конкретно, как это изо дня в день… в любую погоду, при любом настроении, во всех жизненных ситуациях… Тренировка идёт до боли. Каждая. Если не больно — не дотянул. Мог ещё. Каждый день делать себе больно…
Ладно — спортсмен. Но есть и другие виды деятельности. Менеджмент, например. Там не мышцы — другие составляющие человека болят. «Ум, честь, совесть»… Можете вообразить себе тренировки олигарха? Только это не тренировки — это и есть жизнь. Каждый день. И каждую ночь.
«Говорят, что дерьмо снится к деньгам. Представляете себе сны Билла Гейтса?».
Человек добивается выдающегося успеха, когда изо дня в день ставит перед собой выдающиеся задачи. Подпрыгивает «выше головы». Звучит… здорово. Только есть статистически устойчивая связь между депрессией и глобальностью задач.
В ходе одного исследования сравнили оптимистов и пессимистов. Количество задач, которые ставят себе люди обоих психотипов — примерно одинаковы. Но у пессимистов — значительно больше задач глобальных, абстрактных. Пессимист хочет выиграть олимпийский забег, оптимист — пробежать этим летом 5 миль. Задачи пессимиста — труднодостижимы и плохо представимы. И приходит депрессия. С которой бегать — уже сил нет, можно только на диване валяться.
Человек, который собирается совершить подвиг, стать героем, большую часть жизни будет пребывать в тоске и боли. Может именно это, этот долгий тяжёлый путь и отличает героев от выигравших в лотерею? Так чего же мы хотим — джек-пот сорвать или героизма набраться?
У меня тут — лотереи просто нет. А депресняк мне смертельно опасен: «не съедят, так запинают». Поэтому старательно изображаем оптимизм и ставим чисто реальные цели: вместо того, чтобы спасать детей сотнями тысяч — я нудно объясняю: где нужно копать яму для смолокурни, что поставить для слива смолы, рычу на Фильку, потому что девчонок Меньшаковых надо под крышу убрать, делаю вид, что не замечаю ни кокетства Светаны (вовремя, однако, меня Беспута посетила), ни обиженного вида Любавы, объясняю, как сделать из ивовой коры макивару для Потани — вроде бы полсотни слоёв тонкой ивовой коры, если её хорошенько помять — должно хватить… Короче — нефиг подвигами заниматься — жить надо сегодня. Но так, чтобы «потом не было мучительно больно…». Лучше уж «больно» — каждый день.
…
Поутру, с Суханом и Прокуем — пешочком в Рябиновку. Боярин — и пешком?! А чем?! Все кони в разгоне. Вытаскивать лес из штабелей с лесосеки летом… Колёсный транспорт здесь не проходит, только — волокуши. Как финский Вяйнемёйнен катался — летом на санях. Только у него там, в Похъяле, одни болота моховые, а у нас — то болото, то — песок. И оленей нет. Соответственно — кони для дела, а для меня — только ножки собственные.
Вот в Рябиновке меня встретили радостно. Охрим, стрелок местный, аж прослезился.
Пустынно здесь как-то. Потаня с семьёй у меня, кузнеца с семьёй я убил. Домна — у меня, Доман… в сортире… нечаянно утонул. Ни Ольбега, ни Марьяны не видать. Яков… Ага, вижу, вышел на крылечко поварни. Хромает ещё. И рукой машет. И чего это тут у них?
Мы чуть припоздали: встреча сторон на высшем уровне — уже началась. Два десятка матёрых «пауков» расселись за столами нашей едальни, прихлёбывали наше пиво и хмуро слушали одного из своих ораторов. За отдельным столом разместились Аким с Яковом и старшим конюхом.
– Здрав будь, славен боярин Аким Янович!
И, как в Киеве учили, шапку — долой, правую руку с шапкой — к сердцу, поклон — поясной. Пауза на «раз-два-три». Выпрямиться, смотреть прямо, весело, встать вольно, не скособочившись. Это — «сыновний» поклон. Можно было бы и поуважительнее: руку с шапкой от груди в пол. Но… нефиг было на прощание ругаться. Дед всяких цырлих-мырлих — не любитель, но вежество понимает. Вижу — понял. Теперь в другую сторону, селянам — поклон.
– И вам, люди добрые, здравствовать.
Шапка в руках, поклон головой и плечами на полчетверти. Типа: вижу, уважаю, но могу и в морду дать. Мужики, половина — седобородые, восприняли. Они, конечно, этикету не обучались, в версалях на паркетах не выплясывали, но суть просекают быстро. Такой быстрый говорок пошёл. Возмущённо-обиженный. Перетопчитесь. Я вас тут «примучивать» буду. Уже начал.
– Как пришёл? Сухо-то на дороге? Дела какие, заботы? Сынок.
Вежливый, пустой разговор. Полу-пустой — объявлен, подтверждён мой статус. И чисто вежливый вопрос, ответом на который капнем собеседникам на мозги.
– Благодарствую, батюшка. На дороге — сухо. А дело у меня простое: хочу кузнецу своему здешнюю кузню показать.