– Это очень странно… И ты не помнишь то, как именно тебя спасли? Когда человека вытаскивают из воды, то делают искусственное дыхание и откачивают воду и легких. Делают массаж сердца и человек просыпается. Оживает или… – она не могла подобрать подходящее слово, – Не важно! Открывает глаза. А ты проснулась только утром!
– Может мозг заблокировал эти воспоминания, чтобы я скорее пришла в себя? – повторила я свою догадку вслух.
– Может, но не целую ночь же стирать из памяти? Или прятать в памяти.
– Не знаю. Завтра поеду с Джоном на МРТ. Шишка на голове не проходит.
– Будь с ним осторожна. Когда застукивают мужика с любовницей, это ничем хорошим не заканчивается. Придется потом искать твоего полицейского и вместе разыскивать твой труп.
– Не шути так! Сама-то соблюдаешь осторожность? Опять встретила женатика? – перевела я тему.
– Альберт очень хороший. Он такой… такой…
Девушка устремила свой фирменный влюбленно-задумчивый взгляд куда-то в потолок. Принялась разглядывать красно-желтый интерьер заведения. Физически она была здесь, со мной. Всеми силами стараясь разобраться в моей ситуации и как-то помочь. Но время от времени ее мысли блуждали по ярким моментам прошлых дней, проведенных с Альбертом. Мне не хотелось в сотый раз предостерегать ее и рушить мечты.
В Японии если ты делаешь что-то неправильно – тебе не скажут, какую чушь ты творишь. Японец даст тебе сделать то, что хочется и самому извлечь урок. Я придерживалась японской тактике, но Кристин намеренно игнорировала все прошлые уроки и ошибки. Ее склонность к духовному мазохизму поражала. И точка невозврата в прошлую жизнь была пройдена несколько дней назад.
Если все – иллюзии, то что же реально? И если эта жизнь – иллюзия, то зачем тогда мы ее проживаем?
Лицо застывает от ледяного ветра. Он атакует все мое тело, наносит точные удары, забирается через уши в мозг и замораживает его. Не могу сделать ни одного глотка воздуха. Я стою в легком будуаре посреди замерзшего озера. Эхом раздаются голоса по ту сторону. Лед воет через многочисленные трещины и впадины. Одновременно завораживающе и пугающе. Я чувствую холод рывками. Вот не ощущается совсем ничего, а уже через секунду все кости содрогаются и требуют моего падения. Держусь.
Бело-голубая гладь уходит в горизонт, разлетаясь по всем сторонам света. Туда же стремительно скатывается бледно-розовый небесный диск. Его последние лучи скользят по льду. Становится совсем темно. Но вдруг эти самые лучи останавливаются в нескольких сотен метров от меня. Моргаю. Ничего не происходит. Моргаю еще раз и вижу в слабых бликах силуэт. Ни то огромный зверь, стоящий ко мне в анфас, ни то маленький мальчик. Скорей всего второе. Он начинает свои неуверенные движения вперед. Но по мере того, как он приближается, голоса снизу начинают сильнее биться в трещины, расковыривать пробоины и вылетать через них. Мальчик продолжает путь. Теперь я могу разглядеть его лицо… Эрик!
– Эрик, это ты? Стой на месте, не шевелись!
Я узнаю его черно-красную куртку и смешную шапку с красными рожками. Это он! В ту же секунду я срываюсь с места. Но ничего не выходит. Мое тело будто приросло к этому чертовому льду!
– Ложись животом вниз и раскинь руки! Не иди сюда!
Но он будто не слышит меня. Идет вперед. Рядом со мной стремительно проносится огромный раскол так, что я не удерживаюсь и падаю. Начинаю ползти. Конечности обжигает и режет, будто раскаленной лавой, стынь.
Лед, словно по нему водят огромной теркой и тыкают ножом, начинает крошиться. Гладь заливается водой. Пробоины слишком большие. Озеро раскалывается на части. Отделенные куски начинают тонуть, а затем, перевернувшись в воде, снова всплывают, нанося удары на соседние.
Я вижу, как Эрик испуганно начинает бежать. Он уже совсем близко. Тридцать метров. Двадцать пять. Двадцать. Изо всех сил я пытаюсь перебирать коленками и локтями, будто подстреленная косуля. Из меня вырывается крик. Мальчик спотыкается и падает прямо в пробоину со смертоносной водой. Его маленькие пальчики, порозовевшие от холода, пытаются ухватиться за края. Он зовет на помощь. Зовет меня. Отчаянно кричит мое имя. Но я ничего не могу сделать. Эрик в последний раз вытягивает руку вверх, сжимает ладошку и исчезает. Звук его всхлипываний разносится эхом по всей земле. Холод уходит вместе с ним.
– Милая, всё будет хорошо. Ты только успокойся.
Красный пикап направлялся по проспекту к больнице Бригем. Я лежала на откинутом кресле и бредила. Две ночи меня мучали кошмары и головная боль. Самые темные воспоминания просачивались наружу с целью истязать душу и тело.