Читаем 7 способов соврать полностью

В классе поднимается одобрительный гул. Гарсия присаживается к своему столу, ожидая тишины. Он складывает руки на груди, и мне вдруг приходит в голову, что, если бы не пиджак с галстуком, он вполне мог бы сойти за учащегося выпускного класса. В принципе, некоторые двенадцатиклассники выглядят старше него, что наводит меня на мысль…

Нет, категорически говорю я себе. Чтобы Гарсия замутил с кем-то из учениц… Это невозможно. Кроме английского и литературы, его вообще ничто не интересует. Многие учителя, бывает, скажут что-нибудь о своей жизни вне стен школы, а вот Гарсия – никогда. От него только и слышишь: текст, текст, текст.

И все же, обводя взглядом помещение, я вижу семнадцать равнодушных лиц, но готова поспорить, что последние дни все мои одноклассники думают о том же.

Парень, сидящий передо мной, плюхает на мою парту бумажную стопку. Я беру из нее один лист, пробегаю его глазами. Гарсия назначил мне в пару Мэтта Джексона. Я подавляю вздох, вспоминая диагноз Джунипер относительно их так называемой «совместной» работы по биологии. Наша книга? «Ад» Данте Алигьери. Слава богу, что не «Отверженные»[26]. Даже если б я читала этот роман по три часа в день, к июлю все равно бы не управилась. При всей своей любви к литературе я подолгу перевариваю каждое предложение. Раньше книги мне читала мама, но потом я подросла и стала стыдиться этого.

Нам с Мэттом выпало первыми представить свою презентацию – в следующий четверг. Значит, следующая неделя моей жизни будет принесена в жертву преисподней.

– Итак, – продолжает Гарсия. – Десять минут вам на то, чтобы посоветоваться со своим партнером и решить, в каком ключе вы намерены представить произведение. Варианты внизу: комическая инсценировка, игра или презентация в «Пауэр Пойнт». Но если выберете «Пауэр Пойнт», не рассчитывайте, что просто прочитаете слайды с текстом из статьи «Википедии», и все будут довольны.

Класс хохочет. По кабинету начинается беготня: каждый спешит к своему партнеру. Я иду в конец, сажусь за парту перед Мэттом. Он так низко сполз на стуле, что грудью касается края стола.

– Привет, – говорю я.

Впервые вижу лицо Мэтта так близко. Оно у него жутковатое, почти дикое: узкий разрез глаз, резко очерченный асимметричный рот, будто перекошенный в вечной ухмылке. Посмотрев на меня, он утыкается взглядом в свой листок.

Я разворачиваюсь на стуле к нему лицом:

– Что ты предлагаешь?

Он пожимает плечами.

– Понятно. – Я щелкаю ручкой. – Я скорее умру, чем стану шутить по поводу «Ада», поэтому давай так…

– Ты читала? – спрашивает он.

– Что?

– Ну, читала это произведение? – У Мэтта тихий сиплый голос. Он глотает слова, будто ему запрещено разговаривать.

– Только отрывки, но сюжет знаю, – отвечаю я. – Если в двух словах, Вергилий предлагает Данте совершить путешествие по загробному миру. В его сопровождении Данте бродит по девяти кругам ада, смотрит на грешников и постоянно падает в обморок. А в аду опасно терять сознание, хотя самой мне об этом трудно судить: опыта маловато.

Уголок рта Мэтта дергается. На мгновение мне кажется, что я все же заставлю его рассмеяться, но он молчит.

Я жду, что он все-таки выскажет свое мнение. Тщетно.

– Ладно, – продолжаю я. – Что если мы подготовим презентацию в виде игры, предложив ребятам самим распределить себя по девяти кругам?

Выражение лица Мэтта не меняется ни на йоту. Этот тип вообще собирается открывать рот или наше сотрудничество будет проходить в форме моего монолога до самого конца, пока мы не сдадим работу?

– Что скажешь, Мэтт? – спрашиваю я, приподняв брови.

Он поводит узкими плечами лениво-прелениво – я такого еще не видела.

– Ну, предложить всему классу отправиться в ад пожалуй, неплохое начало.

От удивления я разражаюсь смехом. Вид у него почти смущенный.

– Круто, – хвалю я. – Тогда делаем демонстрационный плакат, отметим на нем зоны для каждого круга ада и на листках пишем, за какой грех люди попадут в тот или иной круг.

Мэтт издает нечленораздельный звук, похожий на выражение согласия.

– Позже я напишу тебе, и мы обсудим детали, – говорю я. – Мы с тобой в друзьях на «Фейсбуке»?

Он качает головой.

Я вытаскиваю под партой телефон, открываю «Фейсбук» и заношу его в список друзей.

– Готово. – Щурясь, рассматриваю его фотографию. – Что за малыш с тобой?

– Младший брат, – отвечает он, усаживаясь ровнее. – Расселл. Ему три года.

– Симпатяга.

Мэтт слабо улыбается, но тут же снова хмурится.

Я смотрю на часы. У нас осталось еще несколько минут, а он все молчит, причем так, что вынуждает меня вести беседу.

– Ну что, – говорю я, – готов к выборам?

Мэтт закрывает глаза:

– О черт, совсем забыл про это.

– А зачем ты вообще выставил свою кандидатуру?

– По ошибке.

– А-а-а, – протягиваю я. – Нелегко заставить Клэр внести изменения в бюллетень, но, если ты хочешь снять свою кандидатуру, я могла бы ее уговорить.

– Зачем? – удивляется он. – Тебе нужны весомые аргументы при подаче заявления в вуз?

Я моргаю в растерянности. Это шутка или парень ко мне неровно дышит?

– Не наглей.

Перейти на страницу:

Все книги серии 13 причин

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза