Дальний Восток… Рыбное Охотское море. Камчатка. Курильская гряда. А южнее — Японские острова. Япония — страна вулканов, землетрясений и вишнёвых садов. Подумав о ней, я вспомнил, что сегодня — 6 августа. В этот день шестнадцать лет назад полковник американских военно-воздушных сил Роберт Льюис сбросил первую атомную бомбу на японский город Хиросиму. Адский взрыв этой бомбы уничтожил город, убил и искалечил сотни тысяч мирных жителей — стариков, женщин, детей. До сих пор в Японии умирают люди, кровь которых отравлена губительными излучениями этого взрыва.
Если 6 августа 1945 года вошло в историю как один из самых мрачных дней летописи человечества, то 6 августа 1961 года, по отзывам всей мировой общественности, станет одним из её самых светлых дней. Ещё и ещё раз, пролетая вокруг Земли, я слышал, как радиостанции всех стран, каждая на своём языке, вели передачи о новой победе советского народа. Многие комментаторы связывали победу СССР в космосе с недавно опубликованным проектом Программы нашей Коммунистической партии. Экземпляр «Правды» с текстом проекта Программы, испещрённый цветным карандашом, был всегда со мной в дни подготовки к полёту. Много в новой Программе окрыляющих человечество мыслей, и я прочитал её с тем же восторгом, с каким много лет назад впервые познакомился с «Коммунистическим Манифестом», созданным гением Карла Маркса и Фридриха Энгельса.
Я слышал голоса радиостанций всех материков Земли, называющих имя Никиты Сергеевича Хрущёва, говорящих о советских космических кораблях, и в ответ с борта «Востока-2» передавал свои приветы. На третьем витке, находясь над Европой, я передал приветствие народам Советского Союза и Европы, а затем, пересекая южную часть западного полушария, — народам Южной Америки. Когда «Восток-2», оставив за собой более 200 000 километров космического пути, на пятом витке проходил над Китаем, в районе Гуанчжоу, такое приветствие было передано мною народам Азии. Находясь над Мельбурном, я приветствовал жителей пятого материка — равнинной Австралии. Из космоса был передан привет также и народам Северной Америки.
Позже, уже после возвращения на Землю, просматривая вороха газет и журналов, я натолкнулся на сообщения американской прессы, где было написано, что голос «Востока-2» звучал подобно колоколу. Речь шла о приветственных радиограммах, которые я произносил на родном языке, понятном в этот день народам всего мира.
Почти весь полёт я провёл с открытым гермошлемом. Так было удобнее работать. Необходимости закрывать им лицо не было: полная герметизация кабины корабля не нарушалась ни на минуту. Да и питаться так, с открытым гермошлемом, куда удобнее.
По заданной программе первый приём пищи — обед — полагался на третьем витке. Наступил полдень — времени от завтрака на Земле прошло довольно много, и, хотя есть не особенно хотелось, я принялся за обед. В кабине не было ни тарелок, ни ложек, ни вилок, ни салфеток. Протянув руку к контейнерам с пищей, я достал первую тубу. На Земле она весила примерно полтораста граммов; здесь же, в космосе, не весила ничего. В тубе содержался суп-пюре, который я и принялся выдавливать в рот, как зубную пасту. На второе таким же манером я поел мясной и печёночный паштет и всё запил черносмородиновым соком, тоже из тубы. Несколько капель сока пролилось из неё, и они, как ягоды, повисли перед моим лицом. Было интересно наблюдать, как они, чуть подрагивая, плавают в воздухе. Я подобрал их на пробку от тубы и проглотил.
И есть и пить в космосе можно так же легко, как и на Земле. Мне, как и было намечено полётным заданием, пришлось не только пообедать, но и поужинать, а на следующий день позавтракать всё той же космической пищей. При этом я употреблял её не только из туб, но и в твёрдом виде — откусывал небольшие кусочки хлеба, разжёвывал и глотал витаминизированные горошины. Ну, и, конечно, пил воду из специального устройства. Всё получалось хорошо, «по-земному». Словом, вопрос с питанием человека в длительном космическом полёте можно, на мой взгляд, считать решённым — были бы только на корабле нужные запасы пищи.
Всё время поблизости от меня в кабине плавала ручная кинокамера, которую я захватил с собой в полёт, чтобы запечатлеть всю красоту, открывающуюся человеческому взору на орбите. Это был обычный репортёрский киноаппарат «Конвас», заряженный цветной плёнкой. Я сделал им несколько снимков горизонта при входе в тень Земли и при выходе из неё на Солнце. Снимал и звёздное небо. Дважды я видел Луну. Она была на ущербе, острый серпик её такой же, каким мы его видим с Земли. Создавалось впечатление, будто корабль стоит на месте, а Луна быстро, рожками вперёд проплывает мимо иллюминатора.