7000 дней в ГУЛАГе

– Советское правительство говорит вам, что руководство коммунистической партии Югославии является бандой империалистических агентов. Вы этому верите или нет?

– И меня осудили как агента, хотя я никогда в жизни не имел никаких связей с гестапо.

– Сейчас речь идет не о вас, а о вождях югославской партии.

– Я не знаю, что произошло с этими людьми за прошедшее время, поэтому и не могу судить о том, что сейчас происходит в этой стране. Я знаю лишь то, что во время моих с ними контактов они были честными коммунистами.

– Я повторяю, что сейчас у вас есть возможность выйти на свободу. Дни югославских изменников сочтены. Вы знаете, что мы расправились с таким колоссом, как гитлеровская Германия. С Югославией будет покончено за несколько часов.

– Ничем не могу вам помочь, – ответил я.

– Подумайте. Мы еще раз с вами побеседуем. На работу можете не ходить, отдыхайте.

Я сказал полковнику, что мне лучше ходить на работу, чем сидеть в бараке.

– Нет! Пока вы работать не будете.

Поликарпов позвонил, вошел офицер и вывел меня в коридор, где уже ждали конвоиры.

Мы пошли в лагерь.

Когда я вернулся, на меня тут же все набросились, допытываясь, где я был. Но я доверился только одному человеку. Услышав о сделанном мне предложении, Йозеф сказал:

– Подлецы! Отняли у нас свободу, а теперь хотят отнять и честь.

Спустя два дня я снова сидел на стуле перед полковником и Поликарповым.

– Ну, как дела?

– Как обычно.

– Вы подумали?

– Мне не о чем было думать.

– Как это следует понимать?

– Я могу вам повторить только то, что уже сказал: я для таких дел не гожусь.

Полковник некоторое время шагал взад-вперед по комнате. Затем снова сел и произнес:

– Да, Поликарпов мне говорил, что вы неисправимый элемент. Хорошо, можете идти.

Я поднялся.

– Вы кому-нибудь говорили о нашем разговоре? – поинтересовался полковник.

– Я рассказал об этом одному человеку.

Полковник вскочил. Лицо мгновенно покраснело, глаза набухли, словно готовясь выскочить из орбит.

– Что-о-о? Кому вы рассказали? Уже за одно это вас следовало бы расстрелять!

Я назвал ему имя и добавил, что от этого человека у меня тайн нет.

– Ах, это тот. Я уже знаю. Нет, не только он ваш приятель. Здесь действует целая коминтерновская банда, которая благодаря таким, – полковник показал на Поликарпова, – все еще ходит по земле.

И тут он повернулся к Поликарпову:

– Принесите ему расписку.

Поликарпов вышел в соседнюю комнату и вернулся оттуда с бланком в руке. Написав на нем мою фамилию, он протянул его мне для подписи.

Я прочитал содержание: «Я… заявляю, что никому о содержании нашего разговора говорить не буду. В противном случае я буду виновен в разглашении государственной тайны».

Эту бумагу я подписал.

Выйдя на улицу, я вздохнул с облегчением. Я был уверен, что меня отсюда отправят не в лагерь, а в тюрьму. Всю дорогу я думал о том, что меня ожидает. Я вспомнил, что, еще работая на железной дороге, много раз говорил себе, что все это долго продолжаться не может и что-то обязательно должно произойти. И сейчас случилось то, чего я боялся. Что же меня ждет? Пошлют ли меня снова на тяжелые работы?

Прошло несколько дней. Я сидел в бараке и получал обычный паек, несмотря на то, что на работу меня не посылали. Я было попробовал раз выйти вместе со всеми на развод, но нарядчик меня завернул. То же самое произошло и когда я попытался выйти в ночную смену. Я уже был по другую сторону ворот, когда меня заметил знавший меня начальник конвоя.

Так долго продолжаться не может, подумал я. До сих пор мне не было известно ни одного случая, чтобы не больному человеку запрещали работать. Я пытался выйти на работу, чтобы связаться с друзьями из других лаготделений и сообщить им обо всем, что произошло. У меня было много оснований бояться, что НКВД после разговора с полковником применит ко мне исключительные меры. Может случиться и так, что меня застрелят «за попытку к бегству» либо я умру в карцере «от удара». Но связаться с друзьями мне не удавалось.

Дни шли за днями, а я лежал на нарах, читал книги, и никто меня не трогал.

Второго сентября произошло то, чего я никак не ожидал.

В барак вошел начальник отдела труда в сопровождении нарядчика и лагерного погонялы. Они пришли, когда заключенных уже увели на работу. Дневальный вскочил со своего места и закричал:

– Внимание, заключенные!

– Где Штайнер? – спросил начальник отдела труда и, тут же заметив меня, направился ко мне.

– Возьмите свои вещи. Постельное белье соберет и сдаст дневальный.

Куда меня поведут, я не спросил.

Я взял свой мешок, в котором хранил белье, чистые штаны, ложку и жестяную посуду, и затолкал туда покрывало и подушку. В ожидании дальнейших событий я раздобыл четыре пайки хлеба и килограмм сахара. Мне удалось спрятать даже сорок рублей.

В сопровождении этой четверки я и направился в лагерное управление. Я был уверен, что меня ведут для того, чтобы совершить обычные формальности, всегда сопровождавшие переход из одного лагеря в другой. Но вместо этого меня по коридору провели в небольшую комнатушку.