7000 дней в ГУЛАГе

Трудности начинались уже в Дудинке. Для въезда на территорию Норильска нужно было особое разрешение, которое путники должны были предъявить во время высадки с парохода. Не имевшие такого разрешения задерживались на пароходе. Иногда некоторым удавалось избежать контроля в порту, но их тогда подстерегали новые трудности. НКВД строго следил за тем, чтобы не проехало ни одно неприглашенное лицо. В Норильске без такого разрешения невозможно было переночевать ни в одной гостинице. Местные жители могли приютить приезжих лишь за большие деньги. А потом начинались поиски. Несчастная женщина обычно таскала с собой узелок с едой для заключенного. Увидев проходящую мимо бригаду, женщина кричала:

– Братцы, Петрова не знаете?

Но прежде, чем ей кто-то успевал ответить, конвоир грозил ей винтовкой. Целыми днями эти женщины бродили вокруг в поисках того, ради которого и проделали такой путь. Случалось, что заключенные знали разыскиваемого, но не могли сказать, в каком лаготделении он сейчас находится. Однажды случилось так, что по дороге в лагерь к нам приблизился старик и выкрикнул фамилию. Разыскиваемый оказался в нашем лагере. Совершенно случайно конвоир оказался хорошим человеком и разрешил нам взять у старика пакет. Пакет мы счастливо пронесли в зону и там его передали товарищу с приветами от отца. Но подобные случаи были крайне редкими. И родственникам не оставалось ничего другого, как снова отправляться в тысячекилометровый путь домой.

Пронеслась страшная весть – обрушилось здание Большой обогатительной фабрики (БОФ).

При въезде в Норильск, справа, виднелось огромное здание БОФ. Фабрику построили каторжники, жившие по соседству. Это было современное предприятие, оборудование на которое прибывало в больших контейнерах из Америки. На контейнерах были пестрые этикетки с надписью: «От Объединенных наций». С новой фабрики должны были обогащенную руду отправлять на большой завод, построенный в двух километрах от нее. Строительство не прекращалось даже при пятидесятиградусном морозе. Нельзя сказать, что это был первый такой случай, поскольку строительного сезона здесь не существовало. Однако на сей раз либо плохо соблюдалась техника безопасности, либо в чертежи вкралась техническая ошибка, и с наступлением оттепели часть здания обрушилась. Тут же стали говорить о вредительстве каторжников.

Когда до нас дошло известие об этом несчастье, начальник станции спросил у ожидавшего поезд офицера, не знает ли он каких-либо подробностей аварии.

– Ничего особенного не произошло, – ответил офицер.

На вопрос начальника станции, есть ли жертвы, офицер ответил:

– Двадцать три человека погибло и шестьдесят ранено.

Я не удивился. Для офицера НКВД такое количество погибших действительно было всего лишь мелочью. То есть «ничем особенным».

Часть VIII После резолюции Информбюро

Нет!

Как-то летом 1948 года, когда я заканчивал оформлять товарные накладные, у меня зазвонил телефон. Я снял трубку и услышал знакомый голос Йозефа.

– Произошло нечто невероятное!

– Что произошло? – переспросил я.

– Я не могу сказать тебе об этом по телефону.

– Говори по-немецки!

– Нет! Достань сегодняшние газеты. То, что ты там прочтешь, можно сравнить лишь с началом мировой войны или с Октябрьской революцией.

Я бросил работу. Мне стало безразлично, что может случиться на станции. Меня захватила лишь одна мысль: где достать газеты? Я побежал в ближайший торговый отдел норильских предприятий. Там у меня были знакомые вольняшки, получавшие газеты. По дороге туда я гадал, какое же событие можно сравнить с Октябрьской революцией? «Может, Сталин умер?» – подумал я.

Войдя в помещение торгового отдела, я задумался. Куда пойти? Наконец, решил отыскать Плоткина. В его кабинете сидела какая-то женщина, не знавшая, где Плоткин. Я пошел к Марееву. Он стоял в окружении каких-то людей, говоривших о служебных проблемах. Я был удивлен, что никто из них не говорит об этом событии. Когда Мареев остался один, я попросил его одолжить мне газету. Он сразу же понял, в чем дело. Мареев знал, что я хорошо разбираюсь в югославских делах.

– Что же это за люди, если они осмеливаются на такое? – произнес он. – Хорошие люди!

Я сел в угол и начал читать. Только сейчас я понял, почему Мареев заговорил со мной о Югославии. Это было действительно перворазрядное мировое событие, о последствиях которого сразу было трудно и предположить. Я был счастлив, что моя партия, что именно мои товарищи сказали: «Нет!»