7000 дней в ГУЛАГе

Вскоре я заметил, что Каппа и Франца Штифта связывает все более тесная дружба. Они постоянно были вместе: либо гуляли по зоне, либо о чем-то живо беседовали.

Во время послеобеденного отдыха я обычно подсаживался к Штифту, но тут он меня неожиданно спросил:

– Господин Штайнер, что вы думаете о Каппе?

– Я не могу оценивать человека, которого очень мало знаю.

– А знаете ли, что он большая личность?

– Не знаю. Он интересует меня не больше других заключенных, которых я знаю всего несколько дней.

Штифт обиделся. С этого дня мои отношения со Штифтом становились все более прохладными, пока в один прекрасный день и совсем не прекратились. Я был доволен этим так же, как был счастлив после разрыва с Каппом.

Капп стал популярной личностью в лагере. Повсюду можно было слышать о «главнокомандующем партизанской армии». Ко мне приходили многие заключенные, желая услышать мое мнение о нем. Друзьям я говорил, что Капп – опасный авантюрист, использующий отчаянное положение заключенных. Всем остальным отвечал, что я Каппа не знаю и не желаю знать.

Бригадиры Чернявский и Шмидт стали восторженными сторонниками Каппа. Когда я однажды в присутствии Чернявского что-то заметил по поводу Каппа, между нами произошла ссора, едва не кончившаяся дракой. Увидев, что среди заключенных растет популярность Каппа, им заинтересовалось и МВД. Капп был желанным гостем и в санчасти. Он посвятил в свои планы и врачей Попова и Соколовского. Врачи чрезвычайно заинтересовались деталями плана. Капп не жалел слов, а врачи их с удовольствием глотали. При прощании Капп получал целые коробки с витаминами всех видов. Едва Капп покидал санчасть, они тут же, как мне рассказывал секретарь санчасти, все подробно записывали и передавали в МВД.

Капп мог у врачей выхлопотать свободные дни и для других заключенных. Он считал их членами своей организации. Стараясь повысить свой авторитет, он проделывал различные трюки. Над лагерем часто кружили самолеты МВД, имевшие задание следить за передвижением заключенных в зоне и на месте работ. Капп создавал у заключенных впечатление, что он имеет связь с этими самолетами. Он часто выбегал во двор и делал знаки руками. Видевшие это заключенные верили, что это летают американские самолеты. Бывало и так, что над лагерем самолет появлялся в тот момент, когда Каппа во дворе не было. Тогда его сторонники бежали к нему в барак и сообщали о появлении самолета. Он с серьезным лицом выходил во двор и смотрел в небо, прикрыв глаза рукой. Постояв так несколько минут, он возвращался в барак и говорил собравшимся вокруг него:

– Это не мой самолет.

В бараке он вел исключительно паразитический образ жизни. Он не работал, поскольку его оберегали и бригадиры, и большая часть бригады. Он не голодал, так как получал самую большую пайку. Все, кто получал посылки, считали своим долгом выделить ему определенную часть.

Комедия с Каппом в лагпункте 033 продолжалась несколько месяцев. Затем его перевели в другой лагерь. Узнав об этом, все его сторонники ходили подавленными, но Капп доверительно сообщил им, что его перебрасывают в другой лагерь по его собственному желанию для того, чтобы он и там мог «организовать дело». Своим наследником он назначил Франца Штифта.

В лаготделении 033 жизнь шла своим обычным путем. После ухода Каппа бригада Чернявского стала заниматься более реальными вещами: началась интенсивная торговля одеждой.

Каждое утро бригада отправлялась на железнодорожный склад за инструментом. Пока конвоиры стояли у сарайчика, мы выбирали инструмент и материал. Некоторые совершали частные сделки с вольнонаемными и помощниками дорожного нарядчика. Помощники покупали у заключенных отдельные вещи и продавали их ссыльным бессарабам, жившим в ближайшем спецпоселении.

Заключенные продавали одежду, которую получали в лагере и на которой еще не успели написать их номера. Особенно большой спрос был на валенки – в свободной продаже их вообще не было, а без них в Сибири делать нечего. Заключенные из бригады Чернявского продавали не только свою собственную одежду, но и одежду других заключенных, которую они у них забирали «на комиссию» и таким образом зарабатывали.

Для того, чтобы вынести вещи из лагеря, заключенные надевали их на себя. Узнав об этом, администрация усилила контроль на выходе. Заключенных, у которых находили часть непронумерованной одежды, бросали в карцер. Но торговля процветала и дальше, в ней участвовали и некоторые конвоиры, продававшие хлеб, сахар, махорку, иногда даже водку.

Поскольку мы всегда работали у железной дороги, мы часто наблюдали эшелоны, проезжавшие по новому пути. Большая часть составов состояла из «столыпинских» вагонов, обыкновенных было мало. Заключенных отправляли в различные лагеря, разбросанные вдоль железной дороги от Тайшета до реки Лены. Кроме транспортов с заключенными было много поездов и с переселенными из Прибалтики и Бессарабии крестьянами, которых поселяли в тайге, в ближайших окрестностях новой железнодорожной ветки.