7000 дней в ГУЛАГе

– Хорошо, я расскажу вам, как это произошло. Наша трагедия началась в тот день, когда мы разрешили русским достроить в нашем порту укрепления. Тогда кое-кто думал, что нам угрожает Германия. После занятия Судет и оккупации Австрии мы испугались, что потеряем независимость. Я был против того, чтобы заключать договор со Сталиным, но Лайдонер, наш министр обороны, занимал ту же позицию, что и наши гражданские политики. А именно: лучше всего будет, если мы своевременно договоримся с русскими. И только социал-демократы выступили против подписания договора о строительстве в нашей стране русской военной базы. Я присоединился к мнению социал-демократов. Лайдонер, мой начальник, жил со мной в одном доме, и мы часто с ним встречались. В критические дни мы постоянно были вместе. За неделю до подписания договора с русскими на меня напала бессонница. Меня волновала судьба республики. Я позвонил Лайдонеру и сказал прислуге, что хочу срочно переговорить с министром. Она ответила, что он не один и что у него какие-то господа. Я настаивал, чтобы она доложила обо мне. Лайдонер вышел, весь дрожа, удивленно посмотрел на меня и спросил, что случилось. Я попросил его поговорить со мной, но он сказал, что мне придется еще часок обождать. Я вернулся в свою квартиру, которая была этажом ниже. Не прошло и получаса, как за мной пришла прислуга. Министр завел меня в свою комнату и закрыл дверь на ключ.

– Я хочу поговорить с тобой как с другом, – начал я.

– Говори, что случилось?

– Неужели мы в самом деле позволим русским занять нашу страну?

– Если мы им на какое-то время уступим опорные пункты, то это не значит, что мы уступим им и всю страну.

– Это только начало, и ты, как военный, должен бы знать, что мы их оттуда никогда не сможем выгнать.

– Что ты предлагаешь? Войну с русскими? – спросил он.

– Да, я за то, чтобы дать отпор русским, если они попробуют войти против нашей воли.

– И как долго мы сможем сопротивляться? Три дня? Неделю? Но они после этого не удовлетворятся одними базами, они захватят все.

– Мы будем не одни. С нами будет Запад.

Уже рассвело, но мне все не удавалось убедить Лайдонера, что отпор необходим. Я понял, что все потеряно.

Вернувшись к себе, я позвонил в штаб и сказал, что сегодня не приду, а сам поехал к своему старому отцу, работавшему лесничим недалеко от Таллина. Я рассказал ему о том, что нас ожидает. Сначала он не хотел мне верить, затем мы вдвоем стали думать над тем, что мне делать. Я предложил ему переселиться в Германию. Мой отец, родившийся в Германии, отказался просить у Гитлера убежище от Сталина. Он пожелал остаться дома. Несмотря на долгие уговоры, отец так и не согласился покинуть Эстонию, он сказал, что дни его сочтены и у него больше нет времени искать новую родину.

Я вернулся в Таллин в надежде все-таки найти людей, готовых, как и я, защищать родину. Но было уже слишком поздно. Лишь когда русские заняли сначала часть, а потом и всю страну, люди поняли, что все потеряно. Некоторое время они терпели наше гражданское управление, но довольно скоро начались аресты и депортации. Сначала пришла очередь буржуазии, потом богатых крестьян, интеллигенции и, наконец, наша. Поначалу нам объявили, что нас временно командируют в военную академию для пополнения знаний. Отправили нас на учения в какой-то лес в окрестностях Таллина. Когда собралось несколько сот офицеров старой эстонской армии, появились сотрудники НКВД, предварительно окружившие лес, и потребовали сдать оружие. Сопротивление не имело смысла, так как на нас были направлены пушки и пулеметы. Тогда мы поняли, в какую ловушку нас заманили. Офицеры НКВД обыскали каждого из нас, стоявшего перед ними с поднятыми руками, затем нам приказали раздеться догола. После чего нас построили, одежда лежала перед нами. Лишь спустя несколько часов нам снова разрешили одеться. Фирменное блюдо НКВД! После этого нас погрузили в машины и отвезли на железнодорожный вокзал. На таллинском вокзале стоял товарный поезд, а маленькие вагонные окошки были забиты жестью. Вагоны разделены на две части, между которыми были решетки из проволоки. В каждом отсеке оборудованы деревянные нары. В каждый вагон втискивали по восемьдесят человек. В коридоре дежурил энкавэдэшник, следивший за каждым нашим движением. Нам было запрещено громко разговаривать.

На станциях по вагонам стучали большой деревянной кувалдой. Ночью это было особенно неприятно. Таким образом проверяли, не опустел ли вагон. Бывало, что заключенные на полном ходу выпрыгивали из поезда. Дальше все шло обычным путем, по разным пересылкам, разбросанным вдоль всей Транссибирской магистрали, вплоть до Красноярска. В Красноярске нас погрузили на большую закрытую баржу. Небольшой пароходик, тянувший за собой четыре такие баржи, доставил нас на нижний плес Енисея. Нашу баржу, которую отцепили еще в Дудинке, отбуксировали к реке Валек, затем по реке мы добрались до озера Пясино. Здесь мы некоторое время жили в палатках. Все трудились на тяжелых работах. Мне и еще трем генералам, по возрасту, нашли «легкую работу» – чистить уборные.