– Он не из нас, отец? Не из Кореи? – забеспокоился Джин.
– Нет, он из далекой страны под названием Венесуэла.
– Они нам враги?
– Нет, Джин, мы дружим с этой страной, вот только этот тип и со своим народом не нашел общего языка. Он предал наше великое дело, за что и будет казнен. Он предал наших людей Америке, и их там расстреляли, так что, он просто получит по заслугам.
– Но почему он так поступил, отец? Неужели он не хочет правды и справедливости? Неужели не хочет всеобщего счастья, как нас учат в школе на уроках политинформации?
– Джин, печальная истина заключается в том, что никто из них не хочет всеобщего счастья. Все хотят личного. Поэтому в этом мире одни разъезжают на роскошных собственных автомобилях и едят то, что нам с тобой даже не снилось, а другие погибают в нищете и голоде. Такие, как наш вождь, хотели бы изменить эту ситуацию, а такие, как этот Ламеда, пытаются нам в этом помешать.
– Но разве мы хорошо живем, отец? И разве хорошо живет Венесуэла? Стал бы этот человек предавать интересы своей страны, если бы жизнь в ней действительно была прекрасна?
– Верно, сын, мы живем трудно, каждый кусок хлеба нам дается потом и кровью – всем нам до единого, потому что от нас отвернулся весь мир. Весь мир хочет жить по законам дикой природы: кто успел, тот и сожрал, а мы хотим установить на Земле царство человека и попрать естественный отбор.
Джин замолчал, чувствуя, как немеют от мороза его губы.
Ламеда сбросил куртку и стоял спиной к стене, заложив назад руки. Его волнистые волосы развевались на ветру, и он с вызовом смотрел в глаза трем солдатам с винтовками, стоявшим прямо перед ним.
– Али Ламеда! – раздался голос откуда-то сверху, и Джин задрал голову в тщетной попытке найти его обладателя. – Ты признаешь свою вину в передаче трех корейских солдат властям Соединенных Штатов?